Выполнение в современных условиях функции меры стоимостей не золотом, а кредитными деньгами представляет собой, без сомнения, самый спорный и теоретически довольно сложный вопрос дискуссии о демонетизации золота. Его можно назвать, пожалуй, даже основным вопросом дискуссии в силу того, что именно эта функция является основополагающей для денег. «Первая функция золота состоит в том, чтобы доставить товарному миру материал для выражения стоимости…»,— писал К. Маркс [2, с. 104]. И далее именно эту функцию он положил в основу самого понятия «деньги»: «Товар, который функционирует в качестве меры стоимости, а потому также, непосредственно или через своих заместителей, и в качестве средства обращения, есть деньги» [2, с. 140]. В «Экономических рукописях 1857—1859 годов» К. Маркс называл меру стоимостей первым определением денег.

Прежде чем обратиться к изложению фактов, иллюстрирующих отрыв ценообразования от золотой основы в условиях современного государственно-монополистического капитализма, необходимо, хотя бы кратко, рассмотреть некоторые теоретические аспекты этой проблемы.

Ряд экономистов полагают, что «подобно тому как вес может измеряться предметом, обладающим тяжестью, например гирей, стоимость может измеряться только такой материальной субстанцией, которая сама является устойчивой, высокой стоимостью» [47, 1972, № 1, с. 81]. Мысль, подкупающая своей простотой. Но в политэкономии, как и в любой науке, отнюдь не все так просто, как может показаться на первый взгляд. Ведь если уж подходить к вопросу об измерении стоимости с принципиальных позиций, то первым делом следует признать, что и золото никогда не измеряло стоимость. «Золото…,— отмечал К. Маркс, — в качестве денег выражает вовсе не стоимость, а определенное количество своей собственной материи, выражает, несет на своем челе свою собственную количественную определенность» [4, с. 73—74]. Иначе говоря, «золотая цена» товара ничего не говорила о действительной его стоимости, а лишь указывала, в какой пропорции его стоимость соотносится со стоимостью весового количества золота, принятого в данной стране в качестве масштаба цен. Не случайно К. Маркс определял деньги как «общий знаменатель меновых стоимостей» [4, с. 132] и специально подчеркивал мысль знаменитого шотландского экономиста А. Смита, называвшего «труд действительной, а деньги — номинальной мерой стоимости» [5, с. 377].

Хотя золото является стоимостным эквивалентом, а также в силу этого и мерой стоимостей, для денег важным является не то, что они могут измерить, а то, что они могут соизмерить различные стоимости. Чтобы избежать пространного цитирования на этот счет, мы позволим себе просто отослать любознательного читателя непосредственно к работе К. Маркса «Экономические рукописи 1857—1859 годов. Критика политической экономии (черновой набросок 1857—1859 годов)» [4, с. 85— 87, 131—132]. Как явствует из его рассуждений, цены товаров устанавливаются в зависимости от соотношения затраченного на их производство общественно необходимого труда. Стоимость, или, что равносильно, труд, затраченный на производство товара, функционирующего в качестве меры стоимостей, не имеет значения. Это в конечном счете может быть вообще, «например — кусок бумаги или кожи, который представляет ту или иную долю рабочего времени. (Такой символ предполагает всеобщее признание; он может быть только общественным символом; он в сущности выражает только некоторое общественное отношение) » [4, с. 86].

В силу того, что общественные отношения не сразу достигают необходимого уровня развития, первоначально функция меры стоимостей и выполняется такими деньгами, которые гарантируют всеобщее признание самими собой, своей стоимостью — а именно, золотом. По мере роста уровня обобществления производства и усиления буржуазного государства (т. е. по мере развития государственно-монополистического капитализма) необходимость в использовании для ценообразования громоздкого «золотого механизма» отпадает.

На современной стадии развития государственно-монополистического капитализма не является принципиально невозможным ценообразование с помощью кредитных денег, даже если мы представим себе ситуацию, когда человечество по каким-либо причинам забыло все ранее установленные с помощью золотых денег меновые пропорции. И нет необходимости в использовании теперь золота в ценообразовании, поскольку эти пропорции однажды уже были установлены при его посредстве.

«Определение всех товаров как цен — как измеренных меновых стоимостей — это процесс, развертывающийся лишь постепенно, предполагающий частый обмен, а потому и частое сравнение товаров как меновых стоимостей; но как только существование товаров как цен уже стало предпосылкой, — предпосылкой, которая сама есть продукт общественного процесса, результат общественного процесса производства, — определение новых цен оказывается делом простым, так как тогда элементы издержек производства сами уже существуют в форме цен и, стало быть, их надо просто сложить… Вернее, все это нужно для того, чтобы цены приобрели известную регулярность, имели постоянный характер»,— писал К. Маркс [4, с. 149].

Вышеприведенные рассуждения позволяют нам отвергнуть вероятность того, что «золотые цены», возможно, навсегда ушедшие в небытие, остаются первоосновой ценообразования. В условиях демонетизации желтого металла движение товарных цен полностью отрывается от их былой золотой основы. Постоянный (в долговременном аспекте) рост производительности труда приводит к понижению стоимости производимых товаров. В силу этого факта одной из основных причин роста цен в условиях золотого стандарта являлось падение стоимости золота в результате более быстрого роста производительности труда в золотодобывающей промышленности. Классическим примером (которым в упоминавшейся дискуссии воспользовался К. Каутский) служит так называемая «революция цен» XVI в., вызванная наплывом в Европу дешевого золота из Нового Света. По некоторым оценкам, добыча золота в XVI—XVII вв. составила около 3,4 тыс. т, или приблизительно ¹/₃ всего количества желтого металла, которое было добыто в мире за предшествовавшие тысячелетия. В Испании, куда американское золото устремлялось в первую очередь и в наибольших масштабах, уровень товарных пен за шестнадцатое столетие повысился в 3,5 раза [44, с. 97]. Вместе с тем, как отмечал И. Боженко, уже на первых этапах «революции цен» наиболее резкий рост их уровня наблюдался отнюдь не там, куда хлынули награбленные сокровища. «Если за 1500—1550 гг. в Испании (в которую непосредственно ввозились эти металлы) цены повысились в 2 раза, то в Англии — в 2,8 раза. Рост цен в этой стране в 16 веке прежде всего объясняется первоначальным накоплением капитала, началом интенсивного развития товарного производства и торговли, приток «дешевых» драгоценных металлов затем усилил этот процесс» [12, с. 8].

Как видим, связь золота с ценами других товаров не была однозначной даже в те времена. С момента отмены золотого стандарта она фактически полностью разорвана, хотя и в условиях ограниченного золотого обращения, практиковавшегося некоторое время после первой мировой войны, эта связь не могла реализоваться.

Е. С. Варга еще в конце 20-х годов писал, что «для марксистской политэкономии вопрос о динамике цен в настоящее время является проблемой, требующей разрешения. Содержащееся в товаре общественно необходимое рабочее время теперь, вследствие грандиозных технических достижений последних лет, рационализации, значительно меньше, чем в довоенное время. Это не подлежит ни малейшему сомнению. В добыче золота не произошло никакой технической революции, что давало бы повод утверждать, что общественно необходимое рабочее время, затрачиваемое на добычу золота в настоящее время, упало сильнее, чем в среднем для других товаров. Тот факт, что добыча золота все еще не достигла довоенного уровня, является косвенным доказательством в этом отношении, ибо каждое техническое нововведение повлекло бы за собой повышение добычи. Откуда же берется повышение цен на 50%, даже если мы станем на ту (по нашему мнению, неправильную) точку зрения, что количество труда, содержащееся в каждой части вновь добытого золота, определяет цены товаров в золотом выражении? Так как вновь добываемое золото каждый раз, в отличие от почти всех прочих товаров, составляет лишь маленькую часть существующего и определяющего уровень цен количества золота, то удешевление стоимости добычи золота могло бы лишь в незначительной степени найти выражение в повышении всех товарных цен. Таким образом, нынешний высокий уровень цен не может ни в коей мере быть объяснен уменьшением издержек по добыче золота» [50, 1928, № 12, с. 23].

Необходимо отметить, что подобная картина наблюдалась и в последующие годы. Если взять Южно-Африканскую Республику (ЮАР), где осуществляется более ²/₃ добычи желтого металла в капиталистическом мире, то индекс выработки в обрабатывающей промышленности вырос там за период 1914—1963 гг. со 100 до 221, в то время как индекс добычи золота на одного работающего—всего до 158 [49, 1971, № 8, с. 94], а к 1981 г. последний уже снизился до 111 [12, с. 63]. Если бы ценообразование по-прежнему базировалось на золоте, то подобное явление должно было бы привести к падению общего индекса цен, тем более что за период с 1914 до 1981 г. добыча этого металла в капиталистическом мире составила около 60% (в ЮАР — 35%) от всего его количества, добытого за последние шесть тысяч лет человеческой истории и составляющего ориентировочно 100 тыс. т (в том числе в ЮАР — 34,9 тыс.т, или 26,9%). А такое количество подешевевшего золота не могло не сказаться на функционировании «золотого» механизма ценообразования. Однако явления, которые должны были бы наблюдаться в таком случае, если бы существовала прямая связь стоимости золота с ценами на товары, в действительности не имели места.

К аналогичным выводам пришли и некоторые другие советские экономисты, специально исследовавшие изменения в затратах труда на добычу золота и производство прочих товаров. Стало очевидным, что изменения стоимости товаров не корреспондируют с движением их «золотых цен». Однако вряд ли из этого следует делать вывод, что «таким образом, изменение стоимости товара не находит непосредственного выражения в долгосрочной динамике его цены» [48, 1980, № 2, с. 113]. Именно из того, что «стоимость есть объективная основа цены» [48, 1980, № 2, с. 113], и нужно, на наш взгляд, сделать другой вывод: экономической реальностью сегодняшнего дня стали не «золотые», а кредитноденежные цены.

Учитывая отсутствие убедительного объяснения механизма выполнения функции меры стоимостей кредитными деньгами, необходимо внести ясность в наше понимание этого вопроса. Мы полагаем, что в действительности деньгами сейчас служат не золотые или какие-либо иные деньги, являющиеся одновременно не только особым, но и обычным товаром, а кредитно-бумажные деньги, которые, не будучи всего лишь представителями в обращении действительных денег, денежного товара, сами товар, причем исключительно особый товар.

О товарной природе современных кредитно-бумажных денег говорят многие советские экономисты. При этом высказываются довольно оригинальные и интересные суждения. С. М. Никитин, например, выдвинул предположение, что товарная природа современных бумажных денег заключается в том, что посредством связи через заработную плату они выступают представителями специфического товара капиталистического способа производства — рабочей силы [см.: 23, с. 339—361]. Однако это означало бы по существу отсутствие принципиальных изменений в механизме функционирования денег по сравнению с золотым стандартом: просто бумажноденежные знаки стали представлять в обращении другой денежный товар.

По нашему мнению, изменение заключается в ином. Ведь очевидно, что золото и в современных условиях не утратило способности выполнять функцию меры стоимостей, поскольку свойства, позволявшие этому металлу выполнять ее раньше, никаких изменений не претерпели. Зато произошли важные перемены во внешних условиях функционирования золота в качестве денег, что и привело к утрате желтым металлом возможности служить мерой стоимостей. Иначе говоря, в экономике современного государственно-монополистического капитализма возможность золота выступать в качестве меры стоимостей является формальной, а не реальной. Но подобной формальной возможностью в конце концов обладают и другие товары, имеющие самостоятельную стоимость. Однако в современных условиях это не актуально.

Как известно, товары вступают в обращение, уже имея стоимость. А в процессе обмена возникает потребность не в том, чтобы определить, какая именно стоимость заключена в том или ином товаре, а в том, чтобы выяснить, во сколько раз она больше или меньше стоимости, заключенной в товаре, предложенном для обмена. Следовательно, функцией денег в конечном счете является соизмерение стоимостей, а функция меры стоимостей— это лишь ее частное проявление на определенной стадии развития производственных отношений. То, что для соизмерения стоимостей в принципе не требуется обязательно использовать стоимость какого-либо реально существующего в вещной форме товара, известно человечеству давно. К. Маркс в связи с этим отметил для себя наблюдение английского коммерсанта, автора ряда экономических работ У. Джейкоба: «На африканском побережье ни золото, ни серебро не служат мерой стоимости, а вместо них применяется идеальная мера, воображаемый "брусок"» |[4, с. 137].

Механизм соизмерения стоимостей, осуществляемого посредством бумажных денежных знаков, имеющих лишь условную стоимость, был представлен еще Р. Гильфердингом в известной интерпретации формулы закона денежного обращения, являвшейся, по словам ее критика К. Каутского, «попыткой объяснить определенные явления, над которыми теоретики денежного обращения трудятся в поте лица в течение десятилетий» [17, с. 114].

Не объяснены эти явления до конца и сегодня, что и обусловливает необходимость повторного анализа мыслей Р. Гильфердинга. Непредвзятый взгляд на его концепцию затруднен многолетним отрицанием ее права на какую-либо научность. Как известно, конспектируя «Финансовый капитал» Р. Гильфердинга, В. И. Ленин сделал пометку: «Ошибка Гильфердинга, см. «Die Neue Zeit», 1912, 30-й год издания, I том. (У Гильфердинга деньги входят в обращение без стоимости.)» [7, с. 309], т. е. он лишь отметил для себя наличие негативной точки зрения, высказанной в ходе имевшей место дискуссии таким авторитетным теоретиком, каким был в то время К. Каутский. А последний действительно писал, что Гильфердинг «отождествляет цену и ценность» (т. е. стоимость. — А. Ш.). «Т. о., — продолжал он, — могла возникнуть видимость, будто, прежде чем столкнуться с деньгами, товары уже обладают не только определенной ценностью, но и определенной ценой, — что означает, будто они находятся в определенном меновом соотношении с деньгами, ценность которых еще вовсе не известна. Если бы это было правильно, то естественно из ценности товара могла бы быть выведена ценность денег, и эти последние «непосредственно отражали бы ценность товаров». Каким образом товары приобретают цену прежде, чем установлена ценность денег — этого секрета Гильфердинг не выдает. Но именно этот момент решает весь вопрос» [17, с. 113].

Однако была ли действительно подобная путаница у Р. Гильфердинга? Давайте внимательнее проследим за ходом его мыслей.

Касаясь металлического обращения, Р. Гильфердинг вслед за К. Марксом говорит о сумме цен товаров (Preissumme der Waren). Переходя затем к рассмотрению бумажноденежного обращения, он употребляет уже несколько иной термин — «сумма стоимостей товаров» (Wertsumme der Waren). К. Каутский же, анализируя формулу Гильфердинга, упорно сравнивал массу находящихся в обращении бумажных денег именно с суммой цен товаров, создавая таким образом ту тавтологию понятий «цена» и «стоимость», которую затем приписывал Гильфердингу. Хотя заподозрить его в подобной описке, зная характерную для него точность формулировок, было трудно.

Целью товарного обращения является обмен товаров пропорционально произведенным затратам труда или пропорционально стоимостям. Давно уже известно, что на практике товары обмениваются не по стоимостям, а по ценам, которые хотя и колеблются возле величины стоимости, но, как правило, не совпадают с ней. Однако в масштабах всего общества сумма цен обмениваемых товаров совпадает с суммой их стоимостей, так как нельзя обменять больше того, что произведено. В этом в сущности и заключается закон стоимости, в соответствии которому отказывалось формуле, выведенной Р. Гильфердингом.

Попробуем проследить за логикой рассуждений Гильфердинга, начиная с анализа металлического обращения.

Почему К. Маркс употребляет при формулировании закона денежного обращения термин «сумма цен товаров», а не «сумма стоимостей», хотя для обеспечения эквивалентности товарообмена необходимо обеспечить равенство именно товарных стоимостей? Да потому, что стоимость как таковая не имеет измерения и в любом случае на поверхности явлений проявляется только как цена.

Для уяснения этого положения условно представим себе формулу закона денежного обращения (в упрощенном виде) следующим образом:

Применив условные обозначения: Т — количество единиц каждого товара; С — стоимость единицы каждого отдельного товара; К — количество одноименных денежных единиц в обращении; С' — стоимость денежной единицы; О — количество оборотов одноименных денежных единиц, мы получим:

В этой формуле не могут быть измерены две величины: С и С', т. е. не может быть измерена «стоимость». Но мы можем представить ее в виде произведения общественно необходимого рабочего времени, которое требуется для производства каждого товара (и которое при высоком уровне учета может быть более или менее точно измерено),—обозначим его соответственно t и t' — на величину стоимости, создаваемой за единицу рабочего времени трудом со средней для данного общества интенсивностью и степенью умелости (с). Эта последняя и остается теперь единственной неизвестной величиной:

Простейшее преобразование данной формулы приводит ее к следующему виду:

где — соотношение затрат общественно необходимого рабочего времени на производство i-го товара и весового количества золота (серебра), выступающего в качестве денежной единицы (т. е. масштаба цен).

Иначе говоря, это соотношение представляет собой количественное выражение стоимости товара в стоимости денежного материала, что и называется ценой товара.

Таким образом, анализ приводит к тому, казалось бы, парадоксальному выводу, что в условиях золотого стандарта термины «сумма стоимостей товаров» и «сумма цен товаров» с точки зрения формулирования закона, определяющего количество денег, необходимых в обращении, оказываются практически равнозначны. Хотя, конечно, они не полностью тождественны: первый термин правильнее отражает сущность, зато второй — ее проявление на поверхности процесса товарного обмена. В связи с этим можно сказать, что формула (1) представляет теоретический, а формула (3)—практический интерес для денежного обращения.

Наличие у денег самостоятельной стоимости не является абсолютной необходимостью. Важно лишь то, что они могут в процессе обмена находиться в определенной пропорции к товарам, т. е. обладать меновой стоимостью. Однако исторически это могло произойти только при условии, когда данная пропорция определялась реальным соотношением стоимостей, а для этого требовалось, чтобы деньги сами имели стоимость. Но как только циркуляция золота в качестве денег ограничивалась, его стоимость теряла свое влияние на ценообразование. Это относится, например, к случаям металлического обращения с закрытой чеканкой, как это было в 1802 г. в Индии или в 1859 г. в Австрии. Повсеместным такое явление становится после отмены обратимости бумажных денежных знаков в золото. Ценность бумажных знаков, обслуживающих товарное обращение, отрывается от ценности золота. Так, уже в 1916 г. скандинавские страны предпочитали продавать товары не на золото, а на бумажные кроны, которые ценились выше своего золотого паритета. Иначе говоря, ценообразование осуществлялось бумажными знаками, при этом 1 крона представляла большую стоимость, чем стоимость золота, формально замещаемого ею.

Почему же такое стало возможным? Согласно закону стоимости сумма стоимостей обращающихся товаров равна сумме их цен. Следовательно, сумма товарных стоимостей, подлежащих обмену, соответствует массе денег, функционирующих в качестве средства обращения (с учетом скорости обращения последних, разумеется). Таким образом, стоимость обращающихся денег должна быть равна стоимости обращающихся товаров. Но товарное обращение осуществляется с целью обмена в конечном счете товара на товар, а не на деньги. Отсюда следует, что с точки зрения товарного обращения важно, чтобы обращающиеся деньги представляли стоимость, эквивалентную стоимости обмениваемых товаров, но не обязательно сами обладали таковой. Именно это и позволило заменить в обращении золото простыми бумажными знаками, которые тоже представляют собой особый товар.

Этот товар является непосредственным воплощением стоимости, поскольку его потребительная стоимость заключается в способности представлять меновую стоимость. «Стоимость» бумажных денежных знаков была эквивалентна стоимости представляемого ими в обращении золота, но стоимость последнего всегда была равна стоимости обмениваемых товаров. Значит, и «стоимость» бумажных денег равнялась сумме стоимостей товаров, с той только особенностью, что при этом совпадала и со стоимостью замещаемого золота. Как только ликвидируется механизм, поддерживающий это триединое равенство (т. е. механизм свободной обратимости бумажных денежных знаков в желтый металл), «стоимость» бумажных денег начинает отклоняться от стоимости золота (мнимое содержание которого в денежной единице еще фиксируется некоторое время, хотя и не имеет реального значения), оставаясь при этом равной сумме стоимостей товаров. Это происходит по той простой причине, что стоимость золота, как и стоимость любого другого товара, определяется затраченным на его производство (добычу) общественно необходимым трудом. «Стоимость» же денег определяется совершенно другими факторами. Но пока деньгами является золото, стоимость соответствующей весовой единицы желтого металла как обыкновенного товара и определяет «стоимость» денежной единицы.

Так что общая стоимость функционирующих золотых денег приводится в соответствие с (суммой стоимостей товаров путем изменения количества денег в обращении, то уходящих в сокровища, то извлекаемых из них.

После отмены обратимости стоимость денежного материала перестает довлеть над «стоимостью» денежной единицы.

Формула (1) по-прежнему отражает необходимые условия товарного обращения, определяемые действием закона стоимости. Но теперь уже «стоимость» денежной единицы утрачивает свою двойственность, в силу которой она была одновременно и стоимостью определенного весового количества металла, и более не определяется затратами труда на его добычу. В силу этого в формуле (1) теперь правильнее заменить С' на С'', которое и будет означать стоимость непосредственно денежной единицы, т. е. ее меновую стоимость, а не стоимость материала, из которого она изготовлена:

В таком случае «стоимость» денежной единицы может быть определена следующим образом:

Все величины, необходимые для подобного вычисления, кроме стоимости товара, можно с различной степенью точности определить. Но стоимость товара не может быть измерена и золотом. Соотношение же, в котором товары обмениваются друг на друга (в том числе и на золото), т. е. их меновая стоимость, определяется в условиях капитализма стихийно, на рынке. Как только товарообмен принимает определенную регулярность, товары поступают на рынок, имея уже не только стоимость, но и меновую стоимость совершенно независимо от того, будет она измеряться деньгами или нет. Оказывается, что для ценообразования не только стоимость денег, но и стоимость товаров не имеет значения, важна лишь их меновая стоимость. А поскольку товары выходят на рынок с меновой стоимостью, то определение стоимости денежной единицы уже не представляет труда.

Таким образом, стоимость кредитно-бумажных денег— это не что иное, как меновая стоимость всех товаров. «Меновая стоимость, отделенная от самих товаров и существующая наряду с ними как самостоятельный товар, есть деньги» [4, с. 87].

Именно кредитно-бумажные денежные знаки, представляющие в совокупности меновую стоимость всех товаров, и являются ныне основой ценообразования, так что цена любого товара определяется как отношение . Как видим, никакой тавтологии, которую К. Каутский приписывал Р. Гильфердингу, на самом деле нет. Меновая стоимость (ценность) единицы орудия обращения оказывается зависимой от среднего уровня меновых стоимостей, которыми товары обладают уже в силу того, что изготавливаются в условиях товарного производства, когда они (меновые стоимости) превращаются из возможности в действительность с необходимостью (т. е. неминуемо). Цены же товаров зависят от меновой стоимости орудий обращения (бумажных денег), т. е. в конечном счете являются отражением стоимости.

Действие закона стоимости, таким образом, ни в коей мере не нарушается, ибо сумма товарных цен по-прежнему равна сумме товарных стоимостей. Однако механизм установления подобного равенства коренным образом изменяется. Если раньше со стороны денежного обращения оно достигалось исключительно благодаря действию механизма сокровищ, т. е. за счет изменения количества денег в обращении, то в современных условиях эластичными становятся оба элемента: как количество денежных единиц в обращении, так и стоимость денежной единицы.

Процесс ценообразования сходит с окольного пути, когда стоимости товаров, прежде чем быть соизмеренными, должны были сначала измеряться в стоимости денежного товара. В результате демонетизации желтого металла процесс ценообразования полностью теряет свою былую связь с золотом, а само оно, так же как и все другие товары, выражает свою стоимость в виде цены в бумажных денежных знаках. Причем эта цена совершенно не согласуется ни с движением цен на другие товары, ни с изменениями валютных курсов. Не согласуется в том смысле, что соотношение этих величин разительно отличается от того, чего следовало бы ожидать, если бы бумажные деньги по-прежнему были лишь представителями золота, а последнее и ныне служило бы основой ценообразования. Цена желтого металла представляла собой абсурд с экономической точки зрения в условиях золотого стандарта. «Золото там, где оно служит элементом определения цен, а потому счетными деньгами, не имеет не только твердой, но и вообще никакой цены» [1, с. 59]. Появление же цены золота (которую долгое время пытались скрыть стыдливыми кавычками) лишний раз свидетельствует о том, что оно более не служит элементом определения цен, т. е. утратило основную денежную функцию.

Некоторые авторы отмечают, что «слитковое золото продавалось как товар еще при золотомонетном обращении и уже тогда имело рыночную цену, выражавшуюся в денежных названиях средств обращения, и тем не менее последние оставались представителями золота в сфере обмена» [48, 1980, № 2, с. 113]. Это весьма уместное замечание, только выводы, которые, по нашему мнению, следует из него сделать, говорят не в пользу «золотой концепции».

В самом деле, слитки золота являлись товаром и в условиях золотого стандарта. Более того, золото не только продавалось на бумажные деньги по цене, не соответствовавшей их реальному золотому содержанию, но даже при продаже на полноценные монеты обменивалось не на равное весовое количество металла: тот, кто нуждался в слитках, например, для транспортировки на большие расстояния, вынужден был предлагать большее количество металла в монетах, а тот, кто хотел переплавить слитки, разумеется, сдавал на монетный двор больше металла, чем получал назад в звонкой монете. Все это вполне объясняется разницей потребительных стоимостей золота как товара и как денег. Ведь услуги, как и любой товар, тоже подлежат оплате. Однако при этом бумажные деньги все же оставались представителями золота, так как могли быть превращены в кассах банка в звонкую монету, стоимость которой и служила мерой стоимостей всех других товаров. В том числе и немонетарного золота.

Теперь же, когда категории «золотые деньги» (именно «деньги», а не «монеты», поскольку имеется в виду совокупность всех денежных функций, а не только функция средства обращения) фактически не существует, утверждение о том, что кредитно-бумажные деньги по-прежнему служат представителями желтого металла, является совершенно не обоснованным.

В отличие от функции меры стоимостей выполнение бумажными деньгами функции средства обращения не вызывает споров. Дело в том, что функционирование бумажных орудий обращения, служащих представителями золота, не противоречит утверждению о том, что истинными деньгами является все-таки желтый металл, хотя бы и лежащий неподвижно в банковских подвалах. Но одно дело, когда бумажные деньги служат лишь представителями золота и могут быть обменены на него (пусть даже не в банке, а на рынке, но не куплены, а именно обменены: это подразумевает, что пропорция такого обмена будет отражать реальное золотое содержание денежной единицы), и совсем другое, когда всякая связь их с золотом прерывается.

Процесс вытеснения звонкой монеты бумажными денежными знаками начал развиваться еще задолго до демонетизации залота. Как показывает практика, общий рост капиталистического производства и товарооборота постоянно опережает увеличение добычи благородных металлов. Ввиду нехватки золота для обслуживания обращения товаров (хотя это лишь одна из причин) в качестве представителей, заменителей звонкой монеты во всех капиталистических странах стали использоваться в самых широких масштабах бумажные денежные знаки.

Процесс вытеснения золота как средства обращения интенсивно осуществлялся уже в XVIII—XIX вв., т. е. в те годы, когда золотой стандарт еще развивался по восходящей линии. Уменьшение доли золота в денежной массе наблюдалось в империалистических государствах и в начале нашего века. Во время первой мировой войны золото окончательно исчезло из обращения. Это было первым этапом процесса демонетизации желтого металла. Вторым этапом послужило дальнейшее ослабление не только фактической, но и формальной связи бумажных денег с официальными золотыми запасами, которое продолжалось и в самые последние годы. Сейчас наблюдается уже даже не замедление приростов золотых запасов развитых капиталистических государств по сравнению с приростом денежной массы, а абсолютное уменьшение этих запасов (в натуральном измерении). Тот факт, что эта тенденция развивается, несмотря на постоянный бурный рост цен желтого металла на капиталистических рынках за те же годы, лишний раз подчеркивает глубину существующего в настоящее время разрыва золота со сферой денежного обращения.

Золото не только перестало служить средством обращения, но, что самое важное, перестало быть теми истинными деньгами, которые должны были бы представлять в обращении простые бумажные знаки, если бы с времен домонополистического капитализма денежное обращение не претерпело никаких принципиальных изменений.

Золотой запас государства теперь не определяет курс кредитных денег в решающей степени. Другими словами, его влияние теперь не больше, а в определенных ситуациях и меньше, чем влияние запасов любого другого товара адекватной стоимости. В качестве обоснования этого тезиса можно привести хотя бы тот факт, что уменьшение золотого запаса США за десять лет (1958—1968 гг.) почти вдвое отнюдь не привело к такому же обесценению доллара, несмотря на то, что количество американской валюты в обращении за этот период возросло с 32,3 млрд. до 51,0 млрд. долл. [30, с. 617, 621]. Покупательная способность доллара за этот период действительно уменьшилась, причем заметно — на 15—20%. И все-таки это не идет ни в какое сравнение с тем, чего следовало бы ожидать, если бы золото оставалось истинными деньгами.

Таким образом, современные бумажные деньги, кредитные по своей природе, не имеют никакой связи (даже «завуалированной», «модифицированной» и т. д.) с золотом. Золото как средство обращения всегда демонетизировалось, когда его меновая стоимость опускалась ниже его стоимости как товара. Законодательные же действия буржуазного государства в настоящее время лишь зафиксировали тот факт, что в условиях современного государственно-монополистического капитализма это явление становится постоянным ^[2].

Итак, сегодня нигде в мире золото больше не служит орудием обращения. Да и необходимости в этом нет уже давно. В то же время, как это ни странно, можно еще услышать утверждения, будто золотые монеты стремятся вернуться в оборот. Так ли это?

Дело в том, что целый ряд стран действительно чеканит официальные золотые монеты ^[3]. Часть из них представляет собой имитацию старых, давно изъятых из обращения монет времен золотого стандарта, а часть — совершенно новые монеты, выпуск которых, как правило, приурочен к знаменательному событию или юбилею. Некоторые из них даже считаются законным платежным средством, хотя на практике в качестве такового нигде не обращаются. Все дело в том, что в современных условиях сделки с золотом становятся объектом обычного торгового регулирования, в рамках которого они облагаются налогами и таможенными пошлинами. Формальное предоставление золотым монетам права служить законным платежным средством выводит их из-под рубрики «товары» и позволяет избежать, таким образом, дополнительных расходов. Подобным правом обладали в начале 80-х годов 230 различных монет, чеканившихся в 80 странах, среди них канадские 100-долларовые монеты, австрийские — в 1000 шиллингов, марокканские — в 250 и 500 дирхамов и пр.

Развитие рынка золотых монет началось по существу с выпуска «крюгеррэндов» — южноафриканских монет, содержащих ровно 1 тройскую унцию желтого металла. Первым шагом к их появлению была чеканка и продажа южноафриканским монетным двором 7 тыс. одноунциевых золотых медальонов, большой спрос на которые и натолкнул на идею систематической чеканки одноунциевых монет, в проекте условно названных «троян». Впоследствии было принято другое название, соединившее имя президента Трансвааля времен англобурской войны Паулуса Крюгера и наименование денежной единицы ЮАР. Первые «крюгеррэнды» поступили в продажу в 1967 г. Они также являются «законным платежным средством», хотя даже не имеют номинала и, естественно, не применяются как деньги.

Количество желтого металла, используемого для чеканки «крюгеррэндов», неуклонно возрастало, достигнув в 1978 г. пика в 187 т, после чего начало постепенно снижаться с целью поддержания стабильного спроса и высокой «премии» (наценки по сравнению с ценой слиткового золота). В 1979 г. на чеканку пошло «всего» 145 т металла. Еще большее сокращение выпуска и продажи «крюгеррэндов» произошло во второй половине 80-х годов, после того как во многих странах Запада запретили импорт новых южноафриканских монет. В результате на их чеканку в 1984 г. было израсходовано уже 74,1 т, в 1985 г. — 24,4 т, а в 1986 г. — всего 1,7 т. Это дало возможность увеличить выпуск своих золотых монет некоторым другим странам: в 1985 г. рекордсменом среди постоянно эмитируемых «инвестиционных», или «слитковых», монет стал одноунциевый канадский «кленовый лист», на чеканку которого было затрачено 66,4 т золота, а в 1986 г. его вытеснил с «Олимпа» «американский орел» — первая «законная» золотая монета США, выпущенная за последние 50 лет. Однако абсолютным рекордсменом в 1986 г. явилась юбилейная японская монета, посвященная 60-летию правления императора Хирохито, на чеканку которой пошло 182 т металла. Номинал «императора» составлял 100 тыс. иен, и, хотя рыночная цена 20 г заключенного в монете золота не превышала 40 тыс. иен, спрос был столь велик, что властям пришлось организовать их продажу в виде лотереи: продали 50 млн. билетов, дающих право приобрести 10 млн. монет. Распродав таким образом весь выпуск, Министерство финансов Японии решило повторно отчеканить еще 5 млн. монет в следующем году.

Среди других золотых монет, имеющих прочные позиции на мировом рынке, следует выделить английский «соверен», французский «наполеондор», мексиканский «сентенарио», швейцарский «вренели», американский «дабл игл». Всевозрастающей популярностью пользуются и «новички»: английская «Британия» и монеты, выпускаемые в рамках австралийской программы «Нагит» («Самородок»), Представлен на этом рынке и СССР: наши червонцы, «олимпийские» монеты и монеты, отчеканенные в честь 1000-летия крещения Руси (кстати, тоже обладающие статусом законного платежного средства) продаются во многих странах.

Весь этот рынок золотых («слитковых») монет, обладая своей спецификой, действует все же по законам обыкновенного товарного рынка, и современные золотые монеты имеют к денежному обращению такое же отношение, как, скажем, медали и медальоны, тезаврация которых тоже широко распространена на Западе. В 1984 г., например, в виде монет и медальонов было тезаврировано 44 т желтого металла, основными поставщиками которого являются в подобных случаях Саудовская Аравия, Турция, Кувейт, Италия и некоторые другие страны [33, с. 53].

Вопрос о том, чтó же в современных условиях выполняет функции средства обращения и платежа, совсем не прост. Это отнюдь не только такие формы кредитных денег, как банкноты и чеки. Кроме них в состав денежной массы включаются различные виды так называемых «квазиденег»: остатки на депозитных счетах, казначейские векселя и т. п.

Конкретный состав денежной массы определяется спецификой кредитно-денежной системы той или иной страны. Поэтому какого-либо единого показателя массы денег в обращении практически не существует. Например, в 24 странах — членах Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) употребляются 23 различных показателя «денежной массы». Чаще всего в одной и той же стране в различных целях применяется несколько подобных показателей. Так, в Великобритании их число достигает семи.

В американской экономической статистике можно, например, встретить разделение денежной массы на следующие составляющие:

++М₁ = наличные деньги в обращении, дорожные чеки и остатки на банковских счетах до востребования;

М₂ = М₁ + векселя, выкупаемые по предъявлению, евродоллары, общие фонды денежного рынка и остатки на сберегательных счетах;

М₃ = М₂ + долгосрочные депозиты и векселя, выкупаемые по истечении срока.++

Во Франции эти показатели выглядят несколько иначе:

++М₁ = банкноты и разменная монета, вклады до востребования;

М₂ = М₁ + срочные вклады, кассовые боны, текущие счета;

М₃ = М₂ + сберегательные боны, боны казначейства, боны Национальной энергетической кассы [56, 1980, май, с. 539].++

Однако, как видим, принципиального отличия между показателями денежной массы двух стран все-таки не имеется. Указанные показатели массы денег в обращении наглядно указывают на кредитную природу современных денег.

Вытеснение золота кредитными деньгами получило свое дальнейшее продолжение в развитии сравнительно нового явления — процесса устранения из оборота значительной части носителей денежных функций (банкнот, чеков и т. п.) путем использования кредитных карточек.

Впрочем, идея кредитных карточек отнюдь не нова. Еще в 1888 г. бостонский журналист Э. Бэллами в своей футурологической повести «Взгляд назад» («Looking Backward»), описывая мир 2000 г., так представлял себе механизм международных расчетов: «Американец в Берлине воспользуется своей кредитной карточкой в местной конторе международного объединения и получит в обмен на всю или часть ее суммы германскую кредитную карточку, а эта сумма будет записываться как долг Соединенных Штатов Америки Германии в международных расчетах» [53, 1982, февр., с. 9].

Впервые кредитные карточки, именовавшиеся тогда «долговыми» (charge-cards), появились в США — они были выпущены в 1915 г. фирмой Дайнерс клаб. В 20-е годы их эмитентами стали уже многие различного рода коммерческие учреждения — универмаги, бензозаправочные станции и т. п., но в то же время кредитные карточки все-таки не начали служить орудием обращения. Тенденция к их превращению в таковые стала проявляться после того, как в кредитнокарточный бизнес начали внедряться банки. Первыми инициативу в этом деле еще в 50-е годы проявили Фрэнклин нэшнл бэнк, Бэнк оф Америка и Чейз Манхэттен бэнк. Затем удалось создать первую общенациональную систему «Нэшнл бэнк америкард», позднее разросшуюся до международных масштабов и получившую в 1977 г. название «Виза интернэшнл». В конце 60-х годов в США была создана другая общенациональная система — «Интербэнк кард ассоусиэйшн», выпустившая кредитную карточку «Мастерчардж» (ныне — «Мастеркард»). Вскоре и эта система вышла за пределы страны.

Как же действует система расчетов посредством кредитных карточек? Карточка, сделанная из пластика и представляющая собой прямоугольник стандартных размеров (86 мм X 54 мм), выдается клиентам специальными компаниями-эмитентами или банками. На ней проставляются фамилия ее владельца и образец его подписи. В момент приобретения товара или получения услуги вместо их оплаты наличными или выписки чека достаточно просто предъявить свою кредитную карточку. Продавец впишет в счет номер карточки, и после того, как он будет подписан клиентом, товар считается купленным. Впоследствии продавец пересылает счет банку, который оплачивает его, одновременно записывая соответствующую сумму на счет задолженности по карточке.

Расчеты держателя карточки с банком могут осуществляться по различным схемам, отличающимся одна от другой определенными деталями. Обычно сумма долга записывается на счет клиента раз в месяц, т. е. иногда он может пользоваться фактически беспроцентным кредитом до 30 дней. После занесения суммы долга на счет клиента устанавливается льготный срок оплаты (обычно 25 дней). Если в течение этого периода задолженность будет погашена, проценты тоже не начисляются. В противном случае проценты будут взиматься за весь период начиная с момента записи.

Кредитные карточки бывают различных видов: возобновляемые, одномесячные, фирменные, премиальные.

Возобновляемые (extended, или roll-over) карточки, такие, как, например, «Виза», «Мастеркард», «Экссес», применяются в основном для расчетов в магазинах, отелях, ресторанах и дают право пользоваться кредитом до заранее установленного предела (лимита). После погашения задолженности карточка возобновляется. Аккуратным клиентам карточки могут возобновляться автоматически еще до полного погашения задолженности.

Одномесячные (monthly charge) карточки — «Америкен экспресс», «Дайнерс клаб» — чаще всего применяются для расчетов с туристическими фирмами, в связи с чем они известны еще под названием карточек «путешествий и увеселений» (travel & entertainment — Т & Е). По этим карточкам лимит задолженности не устанавливается, но зато вся сумма кредита должна быть погашена в конце месяца.

Фирменные (companies) карточки выпускаются в рамках кредитнокарточных систем отдельных компаний («Америкен экспресс», «Барклейзкард», «Трасткард») для своих сотрудников, оплачивающих с их помощью различные служебные расходы. Такие карточки обычно действуют по принципу одномесячных.

Премиальные (premium), или «золотые», кредитные карточки — «Амекс гоулд кард», «Гоулд Мастеркард», «Премьер кард Виза» — предоставляются только клиентам с высоким годовым доходом (в Великобритании, например, более 25 тыс. ф. ст.), аккуратно погашающим текущую задолженность. Такие карточки либо не имеют лимита, либо он выше, чем у обычных (в Великобритании— 10 тыс. вместо 0,5 тыс. ф. ст.). Они также могут давать право на кредит по льготной процентной ставке. Кроме того, получая такую карточку, клиент автоматически приобретает солидную страховку от несчастных случаев (иногда — на всю его семью), право на бронирование мест в отелях и т. п. Инициатором подобной заботы о наиболее состоятельных клиентах была фирма Америкен экспресс, впервые выпустившая «золотую» карточку еще в 1968 г.

Развитие системы кредитных карточек получило такой размах, что в США, например, на каждого американца (включая детей) приходится несколько карточек. Успела эта сфера деятельности достигнуть и высокой степени монополизации и интернационализации. Мировыми и одновременно американскими монополистами являются две, уже упоминавшиеся нами, конкурирующие группировки — «Виза» ^[4] и «Интербэнк», в каждую из которых входят 15—20 тыс. различных финансовых учреждений. В середине 80-х годов во всем мире насчитывалось примерно 137 млн. держателей карточек «Виза», а годовой оборот по ним достигал 107 млрд. долл. Немногим уступала им конкурентка из «Интербэнк» — обороты по карточке этой системы «Мастеркард» превышали 75 млрд. долл. [54, 1986, сент., с. 60]. К концу 80-х годов эти показатели удвоились [70, 1989, № 23, с. 18].

Большой толчок распространению кредитных карточек дала политика банков, направленная на удешевление платежей за их использование. Во многих штатах банки стали выдавать клиентам свои карточки за годовую плату всего в 10—15 долл. А калифорнийский Крокер бэнк предоставил своим клиентам право пользоваться кредитными карточками, взимая в качестве платы за кредит всего 12 центов с одной сделки. Отметим, что к концу 1980 г. уже почти полоеина американских держателей кредитных карточек расплачивались за их использование путем годовых платежей, а не платежей за каждую сделку независимо от ее величины, в то время как еще за год до этого подобный способ оплаты практически не существовал. Впрочем, фирма Америкен экспресс вообще не берет платежей с держателей карточек, получая их от тех, кто благодаря карточкам увеличивает свой торговый оборот.

С середины 60-х годов опыт внедрения американских банков в кредитнокарточный бизнес начинает перениматься их коллегами в других западных странах. В Канаде широкое распространение получили карточки Бэнк оф Монреаль, в Великобритании — Барклейз бэнк и т. д. Вместе с тем это отнюдь не означает, что американские банки отказались от намерений самим внедриться на рынок кредитных карточек в Западной Европе. Так, сотрудничество американского Сити бэнк траст с английской торговой фирмой Ю-Ди-Эс груп лимитед позволило в 1980 г. выпустить на Британских островах новую кредитную карточку «Вантидж», которая может быть использована более чем в миллионе точек платежей сотнями тысяч клиентов [63, 22.10.1980, с. 7].

«Очередным залпом в войне кредитных карточек» явилось известие о сотрудничестве Америкен экспресс с британским Ллойдз бэнк в деле распространения кредитных карточек «Амекс гоулд кард». К началу 1982 г. в Великобритании насчитывалось уже 15,5 млн. кредитных карточек. Из них 12 млн. шт. эмитировались банками. Это такие карточки, как «Экссес» (5,1 млн. шт.), «Барклейзкард» (5,4 млн. шт.) и «Трасткард» (1,5 млн. шт.) [53, 1982, февр., с. 8].

В Японии выпуском кредитных карточек занимаются несколько специализированных учреждений, крупнейшим из которых является Японское бюро кредитных карточек (Джи-Си-Би). В 1982 г. число держателей его карточек насчитывало 3,7 млн. человек, что позволило достигнуть годового оборота в 2 млрд. долл. Правда, японцы долгое время ограничивались использованием кредитных карточек в основном на внутреннем рынке. Так, из 8 млрд. долл., затраченных японскими туристами за рубежом в 1981 г., только 160 млн. долл. пришлось на долю платежей, осуществленных посредством кредитных карточек, да и то в подавляющем большинстве случаев американских.

Японским эмитентам кредитных карточек и у себя на родине пришлось выдержать серьезную конкуренцию с кредитнокарточными системами американского происхождения. Больших размеров достигло проникновение на японский рынок карточек «Америкен экспресс» (оплата проката автомобилей и т. п.) и «Дайнерс клаб» (оплата услуг ресторанов, отелей). Ряд японских специализированных фирм вынуждены были пойти на сотрудничество с заокеанскими пришельцами: с 1980 г. группа «Интербэнк» имеет соглашения с тремя, а «Виза» — с четырьмя японскими эмитентами кредитных карточек. Но Японское бюро кредитных карточек прибегло к другой тактике и само решительно перешло в наступление. «Японцам — японскую кредитную карточку» — таков был лозунг момента. Один из руководителей Бюро, глава планового управления К. Мурата заявил тогда, что единственным путем к достижению данной цели является интернационализация карточки «Джи-Си-Би» и его фирма пойдет на это даже под угрозой снижения уровня рентабельности своих операций. И действительно, в начале 80-х годов кредитные карточки «Джи-Си-Би» появились в Сянгане (Гонконге) и Сингапуре, на Тайване и Гавайях, а в апреле 1982 г. достигли берегов Соединенных Штатов Америки: первая торговая точка, принимающая платежи посредством этих карточек, появилась в Лос-Анджелесе.

Высокая конкурентоспособность японских кредитных карточек объясняется рядом преимуществ, которые они имеют по сравнению с карточками других систем. Их держатели, например, могут получать кредит без специальной санкции Бюро в размере 750 долл., что превышает соответствующий средний лимит для кредитных карточек американских банков.

Следующим этапом процесса развития «электронных денег» стал выпуск так называемых дебет-карточек, которые получили широкое распространение благодаря системе автоматической выдачи наличных (cash dispanser). Эта система представляет собой сеть специальных устройств, встроенных зачастую прямо в стены зданий. Автоматические «кассиры» выдают наличные деньги после того, как в их считывающее устройство будет вставлена пластиковая карточка, на специальной магнитной полосе которой записаны все необходимые реквизиты владельца банковского счета. По ним компьютер идентифицирует клиента и выполняет команду, отдаваемую посредством нажатия соответствующих клавиш и подтвержденную «персональным идентификационным номером» (ПИН) — своеобразной «электронной подписью». Выданная сумма немедленно проводится по дебету расчетного или ссудного счета (что и обусловило наименование карточек).

Более совершенные модификации подобных устройств, обычно называемые «автоматическими машинами-кассирами» (automated teller-machine — ATM), кроме выдачи наличных могут осуществлять и безналичные перечисления, выдавать чековые книжки и совершать некоторые другие кассово-расчетные операции. Особо широкое распространение получили подобные автоматы в США, где совершенно обычной стала возможность получения в банке наличных через окно… своего автомобиля. В 1978 г. в Соединенных Штатах Америки было всего 10 тыс. подобных автоматов, в 1983 г. — уже более 40 тыс. В начале 1987 г. использование ATM в наиболее развитых западных странах характеризовалось цифрами, представленными в табл. 1.

Эти сведения будут, пожалуй, неполными, если не упомянуть еще и такие страны, как Сингапур, Гонконг или даже Таиланд, где количество ATM на 1 млн. жителей превышает 200 штук. Большинство западноевропейских стран вряд ли достигнут такого показателя в ближайшее время. Зато именно в Европе были впервые созданы системы, обслуживающие клиентов разных банков. Так, в Великобритании существует общая система АТМ для клиентов Мидлэнд бэнк и НэтВестБэнк, а также Барклейз бэнк, Ллойдз бэнк, Бэнк оф Скотлэнд и Ройял бэнк оф Скотлэнд, обслуживающая около 15 млн. держателей карточек. В Финляндии подобные устройства обслуживают клиентов всех банков страны. Процесс такого сотрудничества (cobranding) в той или иной степени проявляется и во многих других странах.

Параллельно с этим в магазинах, отелях, пунктах проката были установлены другие, но весьма похожие устройства (терминалы), осуществляющие, однако, не выдачу денег, а лишь их перечисление со счета покупателя на счет продавца. Впервые подобные системы «электронного перевода средств в точках платежа» появились в США с середины 60-х годов: «Юнитоф» (1965 г.) и «Трэйдер систем» (1969 г.). Банки стали выпускать для них специальные карточки с начала 70-х годов, и пионером в этом деле был Сити бэнк оф Колумбус (штат Огайо). Однако широкое наступление этих систем началось после того, как дебет-карточки для этих нужд были выпущены в 1975 г. системой «Виза». В 1978 г. дебет-карточки «Виза» эмитировались в США 50 банками. Значительное, прямо-таки «взрывное» распространение получили они в 1980 г., когда их выпуск стали осуществлять уже 140 банков. Кроме того, на рынке появилась конкурирующая дебет-карточка «Мастеркард-II», несмотря на то, что ранее президент системы «Интербэнк» Р. Хогг считал это излишним, о чем и заявлял в печати. Правда, и после этого общее количество дебет-карточек оставалось на сравнительно низком уровне: скажем, система дебет-карточек «Виза» в 1980 г. охватывала всего 80 тыс. счетов. В 1986 г. девять наиболее разветвленных сетей в США обладали всего 12 940 терминалами (табл. 2).

К 1987 г., правда, указанным компаниям удалось увеличить это число приблизительно вдвое. Но главное— это не количественное, а качественное изменение: если раньше мы могли наблюдать процесс вытеснения наличных денег как средства обращения только при крупных сделках, то теперь этот процесс практически утратил нижнюю границу. Дебет-карточки позволили отказаться от наличных даже при оплате телефонных разговоров: специальные автоматы впервые появились в 1980 г. в Австрии. Сейчас подобные системы широко распространены во многих странах мира. Достаточно вставить карточку, именуемую «фоун-кард» (phone-card), в приемное устройство, как в небольшом дисплейном окошке появляются считываемые с магнитной полосы карточки сведения о сумме, в пределах которой с помощью этой карточки может быть оплачен телефонный разговор. Все чаще на улицах западных городов встречаются и телефоны-автоматы, «принимающие» стандартные дебет-карточки, с помощью которых клиент расплачивается за свои покупки в магазинах.

Еще одним новшеством «банковской технологии» является смарт-карточка ^[5]. По своим размерам новинка не отличается от традиционных дебет-карточек, легко помещается в кошельке, но благодаря вмонтированному в нее микрокомпьютеру на полупроводниковых кварцевых кристалликах с интегральной схемой («чипах») имеет собственную память. Наличие такого микрокомпьютера непосредственно на расчетном документе вносит новые элементы в порядок его использования. Смарт-карточка по сути представляет собой электронную чековую книжку. Банк-эмитент вносит в секретную зону ее памяти сведения о сумме, зачисленной на счет клиента. При использовании карточки, которое осуществляется с помощью все того же терминала, установленного в точке платежа, необходимая сумма списывается с памяти микрокомпьютера. Одновременно в ее рабочую зону заносятся необходимые сведения, относящиеся к времени, месту и характеру покупки. Естественно, что аналогичные сведения хранятся и в памяти магазинного компьютера. В конце дня информация о всех совершенных сделках передается по специальной линии связи в банк, где производятся соответствующие перечисления по счетам клиентов. В отличие от контактов с банковским компьютером при каждой сделке подобная форма связи более простая, дешевая и надежная.

Такие карточки, кроме всего прочего, дают их владельцу возможность легко проверить правильность отображения покупок на его счете и в значительной степени повышают гарантии безопасности от «электронного грабежа», представляющего сейчас весьма серьезную проблему. Например, в Великобритании он приводит к хищению ежегодно десятков миллионов фунтов стерлингов, в США — сотен миллионов, а по некоторым оценкам, даже нескольких миллиардов долларов [52, 1986, дек., с. 69; 1985, июнь, с. 93]. Система «Виза» в целом терпит за счет «несанкционированного использования» ее карточек убытки в размере 1,2—1,7% от годового оборота, т. е. от 2 до 3 млрд. долл. [70, 1989, №23, с. 18].

Патент на смарт-карточку французский журналист Р. Морено получил еще в 1974 г., а впервые новинка появилась в 1978 г. в Монте-Карло. Однако широко применяться эти карточки стали лишь после того, как специально созданная в 1982 г. внедренческая фирма Смарт кард Джи-Ай-И провела эксперименты в Лионе и некоторых других городах. К середине 80-х годов во Франции были выпущены уже миллионы подобных «электронных чековых книжек» [51, 1986, апр., с. 39]. Причем правительственные субсидии позволили снизить их стоимость до 3 долл. по сравнению с 15 долл. в США. Правда, японцы за счет массовости выпуска новинки смогли снизить расходы в еще большей степени — до 2,25 долл. [52, 1986, дек., с. 69].

Подводя итог рассмотрению различных видов электронных карточек, особо следует отметить роль банков в их распространении, поскольку именно через банки и осуществляется связь систем этих карточек с денежным обращением. Банковская эмиссия электронных карточек придает им специфический характер, позволяющий говорить о банковских карточках как о чем-то принципиально отличном от просто кредитных карточек. Кредитные отношения между банком и его клиентами при системе использования банковских карточек доводятся до своего логического предела. Они становятся постоянными: если на депозите есть деньги, то, следовательно, кредитом пользуется банк и он, естественно, платит проценты клиенту; если на депозите денег нет, то в случае применения для оплаты товара или услуг банковской карточки кредит предоставляется банком и теперь уже он взимает проценты в свою пользу.

Использование банковских карточек позволяет в принципе связать все банки в единую систему, так что, пользуясь персональными компьютерами, клиенты смогут проводить расчеты по карточкам любого банка. Обе крупнейшие американские системы кредитных карточек— «Виза» и «Интербэнк» — еще в 1982 г. предложили банкам свои услуги в этом деле.

Аналогичные процессы можно наблюдать и в других странах. Например, в Великобритании соперничество между дебет-карточками Барклейз бэнк и Ллойдз бэнк, основанными на системе «Виза», и группировками НэтВестБэнк, Мидлэнд бэнк, Бэнк оф Скотлэнд и Ройял бэнк оф Скотлэнд, внедривших собственную систему электронных платежей «Свитч» (Switch), всего лишь через год с небольшим после начала их деятельности в данной сфере привело к их слиянию. Это, в частности, помогло еще больше расширить применение дебет-карточек, сломив даже сопротивление одной из крупнейших торговых фирм Макс энд Спенсер, до этого не допускавшей использование системы электронных платежей в своих магазинах [63, 04.10.1989, с. 10].

Таким образом, можно констатировать, что банковские карточки проходят по тому же эволюционному пути, который пришлось преодолеть и кредитным карточкам: от фирменных — к местным и региональным, затем к общенациональным и, наконец, международным системам. Интересно, как рекламируется, например, «еврокарточка», выпускаемая ведущими западноевропейскими банками: «У нас, европейцев, еще разные паспорта… Но у нас уже общая мировая валюта!». С теоретической точки зрения, разумеется, недопустимо смешивать техническое орудие осуществления безналичных расчетов с национальной денежной единицей. Но ведь это техническое средство вполне может стать в будущем универсальной формой денег.

Банковские карточки, видимо, будут способствовать дальнейшему повышению роли банков в условиях капитализма, поскольку, кроме всего сказанного ранее, эти карточки дают еще ряд преимуществ, среди которых западные специалисты отмечают: 1) способность поддерживать отношения потребительского кредита и сочетать с ними другие кредитные отношения (имеется в виду, например, тот факт, что большинство держателей банковских карточек предпочитают делать срочные вклады в банке-эмитенте); 2) удобный случай лишний раз подтолкнуть клиента к получению кредита; 3) потенциальную возможность значительно повысить эффективность банковского расчетного механизма, что не может не сказаться на перспективах повышения конкурентоспособности эмитентов карточек.

Все это, конечно, еще не свидетельствует о приближении так называемого «безналичного общества», как говорят на Западе, но надо признать, что определенные шаги в этом направлении продолжают делаться.

Острая конкуренция в сфере кредитных отношений подталкивает банки к дальнейшему поиску путей расширения услуг. Сейчас, пожалуй, большинство специалистов разделяют мнение экспертов ОЭСР, полагающих, что главное направление прогресса электронного расчетно-платежного механизма состоит в переходе от системы терминалов, устанавливаемых в торговых точках, к «домашнему бэнкингу» [59, 1983, 28 окт.— 2 дек., с. 87].

«Домашний бэнкинг» —это основанное на электронной технике комплексное обслуживание банками частных лиц непосредственно на дому. В него входят услуги, связанные с операциями по расчетным и ссудным счетам клиентов. Аналогичный сервис предлагается также мелким предпринимателям, а в последнее время (под названием «фирменный бэнкинг») и сравнительно крупным фирмам.

Простейшая форма «домашнего бэнкинга» — оплата счетов, предъявляемых клиенту, по его распоряжениям, передаваемым по телефону. Для этих целей используются клавишные телефонные аппараты, которые после соединения с банком начинают выполнять функции терминалов, наподобие тех, которые устанавливаются в торговых точках: механический голос банковского компьютера зачитывает список счетов на товары, коммунальные и прочие услуги, поступивших в банк на данный момент, а клиент, нажимая кнопки на своем телефоне, указывает номер счета и сумму, подлежащую оплате. Внедрение системы платежей, осуществляемых по телефону, началось в 1973 г. в Сиэтл фёрст нэшнл бэнк (штат Вашингтон), организовавшем службу «Ин-тач». Позже она была продана и стала известна как «Пэй бай фоун». Новые хозяева развернули ее также в штатах Миннесота и Коннектикут. В последующем аналогичные услуги начали предлагать многие другие банки.

Технической основой более совершенных форм «домашнего бэнкинга» является «видеотекс», представляющий собой систему специальных каналов электронного распределения видеоинформации, поступающей на экраны телевизоров или дисплеев персональных компьютеров, установленных прямо в квартирах абонентов. Американские банки начали внедряться в систему «видеотекс», когда основные принципы ее функционирования уже вполне сложились, как это было и при внедрении в кредитнокарточный бизнес. Абоненты «видеотекса» обращаются к банкам как к поставщикам информации и услуг. Осуществив «вход» в компьютерную систему банка, можно немедленно получить сведения о текущих валютных курсах, положении на биржах, уровне процентных ставок и т. п. В качестве поставщиков услуг банки также предлагают информацию, но в этом случае она уже индивидуализируется: это могут быть балансовые данные по текущему счету клиента, остаток задолженности по его банковским ссудам и пр. Одновременно банки предлагают широкий перечень других услуг, оказываемых посредством «видеотекса»: финансовое обслуживание коммерческих сделок (оплата счетов и осуществление различных платежей), предоставление кредита или сверка взаимных расчетов с контрагентами клиента. Такие формы обслуживания предусматривают соединение абонента с системой «видеотекс» не через домашний телевизор, а с помощью персонального компьютера и печатающего устройства, фиксирующего все операции.

В 1984 г. в США насчитывалось 26 систем «домашнего бэнкинга», находившихся в различной стадии развития. Наиболее крупными из них являлись системы «Бэнк оф Америка» (на 8 тыс. клиентов) и «Пронто», организованная нью-йоркским Кемикл бэнк (на 5 тыс. клиентов) [51, 1984, авг., с. 64]. Среди других выделялась общенациональная система, организованная группой банков во главе с калифорнийским Крокер бэнк по лицензии «Пронто». В некоторых штатах были развернуты системы: «Эплоз», созданная Бэнкинг корпорейшн на основе службы «видеотекса» «Вьютрон» во Флориде; «Видео файнэншл», учрежденная консорциумом банков в Калифорнии и Иллинойсе; «Хоум телер», развернутая Мэдисон нэшнл бэнк в американской столице. Первой международной системой подобного рода стала «Хоум бэнкинг интерчейндж», организаторами которой были 17 банков США и Канады [52, 1984, янв., с. 63].

Год спустя, в 1985 г., системы «домашнего бэнкинга», связанные почти с полусотней банков, обслуживали около 50 тыс. американцев. Система «Бэнк оф Америка» охватывала уже 17,5 тыс., а «Пронто» — 21 тыс. клиентов. Президент компании Роки Маунин бэнккард Д. Броунинг полагает, что к концу века этими системами будут пользоваться около 10% банковских клиентов, т. е. многие миллионы людей. Аналогичное мнение высказывал и Р. Липп, возглавлявший в Кемикл бэнк эту новую форму обслуживания, рассчитывавший, что к концу 1990 г. домашними информационными сетями «видеотекс» будут оснащены 32 млн. домов американцев, а услугами «домашнего бэнкинга» станут пользоваться 22 млн. семей [55, 1983, окт., с. 27].

Надо сказать, что вслед за США новую технологию в банковский бизнес начали активно внедрять и другие страны. Широкомасштабная система «Грасрутс», ориентированная на фермеров, функционирует в Канаде, «Хексагон», предназначенная для промышленных корпораций,— в Гонконге. Целый ряд систем создан в Великобритании. Это и основанная на платежах по телефону система «Ноттингем билдинг сосайети», и использующая персональные компьютеры «Спидлайн».

Таким образом, системы «электронных денег» получают все большее ¡распространение и являются, по-видимому, объективной закономерностью развития денежной системы. Вспомним в связи с этим слова К. Маркса, указывавшего, что «деньги в виде золота и серебра, поскольку они являются только средством обращения, средством обмена, могут быть заменены любым другим знаком…» [4, с.158]. Если раньше таким знаком служили бумажные деньги, то сегодня благодаря достижениям научно-технической революции они заменяются различными формами «электронных денег», простыми электронными импульсами. Уже сейчас США являются страной, в которой наличные деньги в платежном обороте играют второстепенную роль. Что касается розничной торговли в кредит, то там уже сейчас «электронными деньгами» оплачивается до 90% стоимости всех покупок, хотя по количеству оплаченных покупок первенство до сих пор принадлежит наличным и чекам. Все это позволяет с уверенностью говорить о том, что происходит процесс замены традиционных форм средств обращения новыми, невещными формами — процесс, который можно назвать дестафацией ^[6].

С ценами связана и другая важная особенность функционирования средств обращения в условиях современного капитализма. Проявление этой особенности на поверхности экономической жизни хорошо известно миллионам людей, даже не являющимся специалистами в области денежного обращения: это — инфляция.

Явление инфляции, т. е. обесценения денежных единиц в связи с их наличием в обращении сверх имеющейся на данный момент потребности (разумеется, данная формулировка не претендует на полноту охвата всех сторон этого сложного социально-экономического явления), известно уже довольно давно. В условиях золотого обращения вопрос о судьбе излишнего количества денег в обращении решался просто. Если представительная стоимость денежной единицы, т. е. часть совокупной стоимости всех находившихся в обращении товаров, приходившаяся на одну денежную единицу, опускалась ниже стоимости заключенного в ней металла, немедленно начинал действовать механизм сокровищ: излишние деньги извлекались из обращения, и эквивалентность обмена восстанавливалась.

Иначе говоря, в период, когда в качестве действительных денег выступало золото и меновая стоимость денежной единицы автоматически совпадала со стоимостью соответствующего количества желтого металла, единственной существенной определенностью, необходимой для того, чтобы деньги могли функционировать как средство обращения, была «определенность количества» [см.: 4, с. 154]:

Меновая стоимость денег (c'') не могла изменяться, так как над ней довлела стоимость денежного материала— золота. В таких условиях эластичным был только один элемент — количество денег в обращении (с учетом скорости их оборота). Путем его изменения и происходило уравнение суммы меновых стоимостей всех товаров, поступивших на рынок, и меновой стоимости обращавшихся денег.

По мере расширения обращения бумажных денежных знаков — представителей золота ситуация изменялась. Бумажные деньги практически не имели собственной стоимости. Следовательно, их представительная стоимость могла бы равняться любой необходимой с точки зрения денежного обращения величине, если бы… Если бы они не служили действительными представителями золота. Но поскольку бумажные знаки подлежали размену на звонкие монеты, то стоимость золота все-таки довлела над меновой стоимостью денежной единицы. Правда, автоматизм механизма сокровищ был в значительной степени утрачен, но все же образование лажа на золото, т. е. повышение рыночной цены золота, выраженной в бумажных деньгах, по сравнению с количеством бумажных денежных знаков, номинально представляющих данное количество желтого металла, также восстанавливало нарушенную эквивалентность обмена. В этом случае налицо была эластичность не только количественной, но и, в некоторой степени, качественной определенности. А именно, в формуле (7), представляющей условия эквивалентности товарно-денежного обмена в анализируемой ситуации, наряду с элементами К₁ и К₂ менялась и меновая стоимость части бумажных денег (c₂'') — той их части, которая обменивалась непосредственно на золото не в банке, а на рынке.

где К₁, O₁, c₁'' — соответственно количество, скорость обращения и меновая стоимость золотых и части бумажных денег, реально обмениваемых на золото (по номиналу);

К₂, O₂, c₂'' — соответственно количество, скорость обращения и меновая стоимость (с учетом лажа) части бумажных денег, которые реально не размениваются на золото.

При такой системе инфляция не могла быть постоянным явлением или достигать больших размеров без того, чтобы не привести к полному нарушению пропорций товарообмена и в конечном счете к краху сложившейся экономической системы, как это было, например, в начале 20-х годов в Германии.

В условиях современного государственно-монополистического капитализма инфляция не только носит хронический характер, но ее темпы достигают зачастую трехзначных цифр. Это существенно осложняет действие экономического механизма, но не разрушает его. Дело в том, что теперь, когда «золотые оковы» сняты полностью, эластичными становятся оба элемента: как количество денежных единиц, находящихся в обращении, так и меновая стоимость самой денежной единицы. В силу этого факта потребность в строгой количественной определенности орудий обращения отпадает. Органы государственного управления регулируют процесс денежного обращения с помощью то одного, то другого элемента в зависимости от тех политических и экономических задач, которые они считают в данный момент первостепенными: например, стабилизации цен или сокращения уровня безработицы.

Не менее важной особенностью функционирования денег в условиях государственно-монополистического капитализма является то, что по мере дальнейшего развития системы кредитных и электронных карточек происходит процесс, по существу стирающий грань между функциями средства обращения и средства платежа. Новые виды орудий обращения фактически используются при выполнении ими функции средства платежа, поскольку при их применении не осуществляется передача покупателем ни эквивалентной приобретенному товару стоимости, ни ее знака. Передается лишь право на таковую.

Известный британский экономист Б. Браун, обращая внимание на то, что в настоящее время золото уже не используется для исчисления суммы долгов, полагает: «…отказ от использования золота как счетной единицы по частным контрактам о кредитах является весьма существенным симптомом его немонетарной природы» [31, с. 73]. Конечно, теоретические выводы этого буржуазного специалиста могут быть оспорены, но вряд ли его можно обвинить в незнании деловой практики на Западе. А это говорит о том, что совершенно неверен вывод, будто бы окончательные платежи осуществляются в золоте. В последние годы практически перестали применяться даже золотые оговорки, представляющие собой фиксирование суммы долга в весовом количестве желтого металла (хотя в США запрет на их использование был снят еще в 1977 г.). Впрочем, в связи с постоянно наблюдающимися резкими колебаниями цены золота применение подобных оговорок теряет всякий смысл, становясь весьма рискованным и для кредитора, и для должника. Поэтому в данных целях обычно используют так называемые мультивалютные оговорки — фиксирование суммы долга в определенной корзине валют.

Следует признать, однако, что вопрос об окончательных платежах и возможности их осуществления кредитными деньгами — в принципе один из самых спорных вопросов в рассматриваемой области.

Как известно, окончательной целью товарообмена является обмен товара на товар, а не на деньги. Однако в рамках товарно-денежного обращения отношения между продавцом и покупателем по поводу данного акта купли-продажи исчерпываются осуществлением окончательного платежа, т. е. предоставлением в обмен на товар определенного денежного эквивалента. В дальнейшем именно полученные деньги гарантируют возможность приобретения в нужный момент необходимой потребительной стоимости. Гарантируют в силу того, что они служат всеобщим покупательным цредством или, иначе говоря, функционируют в качестве средства обращения и платежа. При этом они должны выполнять эти функции не как представители денежного товара, а сами являясь этим денежным товаром. В противном случае расчеты такими деньгами не станут окончательным платежом, поскольку будет подразумеваться необходимость обмена денежных знаков на действительные деньги, а такой обмен может по тем или иным причинам и не осуществиться. В подобной ситуации продавец не получит за свой товар меновой эквивалент.

В условиях металлического обращения золото обладало меновой стоимостью, прежде всего в силу того, что имело стоимость. Поэтому-то окончательный платеж и выступал в форме обмена стоимости (золота) на равновеликую стоимость (товара), хотя абсолютно необходимым было получение всего лишь меновой стоимости. Это наглядно проявлялось в случаях осуществления платежей стертой монетой, стоимость которой была меньше ее меновой стоимости.

Поскольку современные кредитные деньги являются специфическим товаром, обладающим меновой стоимостью, то, следовательно, в них могут производиться и окончательные платежи по торговым сделкам. Использование для этой цели золота в нынешних условиях не только не является необходимым, но вообще невозможно. Желтый металл, имея, как и любой товар, меновую стоимость, не служит более всеобщим покупательным средством. Единственный товар, на который можно пока еще почти беспрепятственно (в силу сложившейся конъюнктуры) обменять золото, — это … кредитные деньги.

При платежах золотом продавец получал выраженное в деньгах право, гарантию получения в будущем необходимой ему потребительной стоимости. Такое право, которое на первых этапах развития производственных отношений гарантировалось лишь стоимостью, заключенной в денежном материале, теперь гарантируется развитием капиталистического товарного производства и кредита, что делает возможным функционирование в качестве окончательного средства платежа не золотых, а кредитных денег.

Вероятно, нет необходимости говорить читателю о том, каких значительных размеров достигло развитие кредита в капиталистическом мире. Заметим только, что тенденция к усилению кредитных отношений свойственна не только крупным монополиям. Более половины всего ссудного капитала в США, например, используется городским населением, фермерами и мелкими промышленными и торговыми предприятиями. Огромных размеров достигает здесь потребительский кредит.

В современных условиях подавляющая часть всех расчетов осуществляется посредством кредита: рабочие продают в кредит капиталистам свою рабочую силу, а затем покупают в кредит предметы потребления; капиталисты пользуются банковским и коммерческим кредитом как для расширения деятельности своих предприятий, так и для обеспечения производственного процесса на неизменном или возрастающем уровне; в то же время они сами держат свои временно свободные капиталы на банковских счетах, чем создают кредитные ресурсы банков; государство также активно вступает в кредитные отношения, выступая и как кредитор, и как должник. Таким образом, основное отношение капитализма, отношение купли-продажи, стало повсеместно носить характер кредитных сделок. А раз так, то исчезает необходимость в использовании золота или каких-либо его представителей для осуществления платежей. Все платежи теперь в конечном счете осуществляются посредством кредита. Одна ссуда погашается за счет другой, и практически невозможно достижение окончательных расчетов. «Деньги как орудие платежа создают возможность развития и распространения кредитных сделок, кредита вообще…,— отмечал академик И. А. Трахтенберг.— Деньги как орудие платежа являются формой выражения социальных отношений, базирующихся на кредитных сделках» [27, с. 52]. В условиях развитого капитализма эти отношения практически принимают всеобщий характер. Таким образом, основным отношением эпохи развитого капитализма становятся не просто отношения купли-продажи, но отношения купли-продажи в кредит.

Ввиду всеобщего характера кредитных отношений в эпоху империализма исчезает и необходимость использования полноценных денег в функции средства платежа, поскольку исчезает необходимость в окончательных платежах в прежнем виде, которые они одни могли обеспечить. Таким образом, империализм, вступивший в свои права уже во втором десятилетии нашего века, за какие-то 10—20 лет полностью подорвал только что успевшую сформироваться систему золотого стандарта. В условиях империализма функция средства платежа полностью выполняется кредитными деньгами, не имеющими никакой связи с золотом.

Вся сумма одновременно предоставляемого кредита функционирует как своего рода «фонд всеобщего кредита». «Фонд» охватывает совокупность кредитных отношений данной страны, а кредитные деньги служат как бы единицей этого «фонда». Получение платежа в таких деньгах означает, что их плательщик передал кредитору право на определенную часть «фонда», ранее перешедшее к нему самому от какого-то третьего лица. В рамках отношений развитого капитализма это и будет означать совершение окончательного платежа, поскольку вне участия в «фонде всеобщего кредита» осуществление капиталистического производства становится невозможным.

В прошлом платежи золотом считались окончательными, так как кредитор получал эквивалент стоимости ранее предоставленных товаров или услуг. Однако поскольку эта стоимость, как правило, не являлась той потребительной стоимостью, которая была ему непосредственно необходима, то для него существенно важное значение имело получение эквивалента меновой стоимости. Таким образом, выполнение кредитными деньгами функции средства платежа становится возможным именно потому, что они становятся мерой стоимостей и основой ценообразования, а также функционируют в качестве средства обращения. Другими словами, в условиях современного государственно-монополистического капитализма кредитные деньги становятся самостоятельными средствами платежа потому, что весь ход развития производственных отношений превращает их в меновой эквивалент, получение которого и является содержанием платежа как такового.

Теперь мы переходим к третьему определению денег, данному Марксом в его «Экономических рукописях 1857—1859 годов»,— к рассмотрению тех явлений, которые характеризуют изменения, относящиеся к деньгам как материальным представителям богатства. Тот труднооспоримый факт, что золото и ныне служит основным средством образования сокровищ, стал камнем преткновения для многих исследователей, отмечающих наличие процесса демонетизации, но не решающихся констатировать его полное завершение. Ибо, рассуждают они, пока золото выполняет хотя бы одну денежную функцию, оно остается действительными деньгами. Не будем выяснять, почему собственно одна функция, причем не основополагающая, выполняемая золотом, весомее всех остальных денежных функций, которые более не присущи желтому металлу. Согласимся с тезисом Г. П. Солюса о том, что золото не может быть полуденежным товаром, выполняя одни функции и не выполняя другие, и зададимся вопросом: а что, собственно, в данном случае является функцией денег?

Функция средства образования сокровищ не основополагающая в системе денежного обращения. Однако роль сокровищ как регулятора механизма денежного обращения трудно переоценить.

Сокровища — это омертвевшая стоимость. Образовывать их могут, следовательно, только такие субстанции, которые в силу своих особых свойств (прежде всего высокого уровня и длительной сохраняемости стоимости) могут представлять стоимость как таковую, абстрактную стоимость, т. е. стоимость, создаваемую абстрактным трудом. Но именно это свойство является тем специфическим свойством, которое выделяет из всего многообразия товарного мира один товар и противопоставляет его остальным в качестве денег.

Всем хорошо известно, что сокровища образовывались и образовываются путем накопления не только золота (или другого денежного товара), но также и иных высоких и устойчивых стоимостей, в качестве которых в первую очередь выступают благородные металлы и драгоценные камни. От эпохи к эпохе, от народа к народу видоизменяется состав сокровищ. Неизменным остается лишь то, что среди их компонентов обязательно находится товар, функционирующий в качестве денег, и то, что он никогда не является единственным их компонентом. Высокая и устойчивая абстрактная стоимость— это то общее, что присутствует и в деньгах, и в сокровищах. Но всякое отдельное не полностью входит в общее, а лишь отдельными своими гранями. Поэтому-то деньги не есть только абстрактная стоимость, не есть только сокровища. Но и сокровища не есть только деньги.

Сокровища в значительной степени определяются абстрактной стоимостью. С точки зрения воплощения абстрактной стоимости сокровища являются более широким понятием, чем деньги. Таким образом, мы можем сделать вывод о том, что сокровища по своей природе не деньги, но деньги, в силу своих свойств особого товара-эквивалента, представляющего абстрактную стоимость,— сокровища. «Товары,— замечал К. Маркс,— не только могут сохраняться в форме золота и серебра, т. е. в денежном материале, но золото и серебро суть богатство в сохранной форме» [1, с. 110].

Связь, в силу которой накопление денег приводит к образованию сокровищ, возникает из-за тождества денег и сокровищ, обусловленного наличем общего свойства. Но всякое тождество предполагает и различие. Такое различие не только существует, но и углубляется по мере развития денег как экономической категории.

Известно, что деньги возникают в результате развития внутреннего противоречия товара. В силу этого на любом этапе эволюции они сохраняют свою товарную природу. Именно товарная определенность золота, функционирующего в качестве денег, обусловливает свойство всеобщей обмениваемости. Тем самым формируется двойственность: «Деньги выдают себя за всеобщий товар, но, ввиду своей натуральной особенности, они в свою очередь являются некоторым особенным товаром, стоимость которого зависит от спроса и предложения и изменяется вместе с изменением их специфических издержек производства» [4, с. 180]. Таким образом, золото (серебро) выступает как деньги и в то же время — как товар. Единство товарной и денежной сторон уже в самом начале эволюции всеобщего товара-эквивалента становится противоречивым, являясь источником развития, самодвижения всех функций денег и, в частности, определяет развитие функции средства образования сокровищ.

К. Маркс, называя эту функцию одной из специфических функций денег, говорил: «Сокровища выступают… как приводные и отводные каналы находящихся в обращении денег» [1, с. 118],—и этим прямо указал на связь сокровищ с функцией средства обращения. С точки зрения денежного обращения сокровища — это прежде всего накопление средств обращения. Можно сказать, что специфической функцией денег является накопление. Основой золотого стандарта служит функция средства обращения, поэтому и накопление денег выступает при такой системе как накопление средств обращения.

К. Маркс не выделял функцию накопления. Функции накопления и образования сокровищ он анализировал как единую функцию. Это связано с тем, что Маркс рассматривал деньги во всех функциях материализованными в одной и той же субстанции — золоте (серебре). В подобной ситуации не существует различия в накоплении денег как средства обращения или как средства платежа: в любом случае происходит накопление золота (серебра), накопление абстрактной стоимости, т. е. образование сокровищ. Это обусловлено и дуализмом функций монетарного золота, выполняющего функции денег и функцию сокровищ. В результате функция сокровищ выступает как проявление денежной функции средства накопления. На этой стадии противоречие между накоплениями и сокровищами скрыто их единой материальной основой.

В системе слаборазвитой экономики рабовладельческого и феодального обществ сокровища служили прежде всего для сохранения накопленного материального богатства в периоды социальных потрясений (когда замирало производство и потребность товарооборота в золоте резко сокращалась) либо представляли собой непотребленные «излишки», образовавшиеся в результате недостаточно высокого уровня развития производства. «Первая, естественно возникшая форма богатства, это — излишек, или избыток продуктов, т. е. та часть продуктов, которая не нужна непосредственно в качестве потребительной стоимости, или же владение такими продуктами, потребительная стоимость которых находится вне круга первых необходимых потребностей» [1, с. 109].

Но уже это есть неразвитое проявление функции сокровищ (накопления денег) как приводных и отводных каналов денежного обращения. Вспомним еще раз, как выполнялась сокровищами эта роль. В случае избытка в обращении золота цены на товары, противостоящие ему, должны были падать. В результате возникала ситуация, когда стоимости, заключенные в товарах, должны были обмениваться на большую стоимость, заключенную в звонкой монете. Но как только появлялась такая ситуация, часть золота неминуемо оседала в сокровища, избегая неэквивалентного обмена. Когда в сокровища уходило столько золота, что остаток его в обращении был меньше необходимого количества, то стоимости, заключенные в товарах, подлежали обмену на меньшую стоимость, заключенную в обращавшихся деньгах. Тогда выгодность неэквивалентного обмена «выталкивала» золото из сокровищ до тех пор, пока не восстанавливалось тождество обмениваемых стоимостей. Если же увеличение количества золота в обращении обусловливалось падением стоимости его добычи (как в XVI—XVII вв., когда в Европу потоком хлынули серебро и золото из Нового Света), это приводило не к росту сокровищ, а к росту товарных цен, вызванному падением стоимости денежного товара.

Таким образом, мы можем сделать вывод, что образование сокровищ зависит в первую очередь не от стоимости денежного товара (как средства образования сокровищ), а от стоимости простых товаров. Иначе говоря, уровень образования сокровищ есть функция от суммарной стоимости товарного мира и безразличен к стоимости средства образования сокровищ. Безразличен до той степени, пока уровень этой стоимости позволяет денежному товару быть компонентом сокровищ.

В упрощенном варианте это отношение выглядит следующим образом:

где S — уровень образования сокровищ;

А — сумма товарных цен ;

а —стоимость золота, находящегося в обращении;

О — скорость оборачиваемости золота как средства обращения.

Такая зависимость еще раз подчеркивает примат товарного обращения над денежным.

Мы рассмотрели в общих чертах принцип образования сокровищ в условиях золотого стандарта. Уже тогда имелось противоречие, обнаруживавшееся в том, что функция золота-товара как средства образования сокровищ была связана с извлечением его из обращения, т. е. требовала остановки движения, покоя. А функция золота-денег как средства накопления диктует необходимость не только извлечения, но и постоянного вовлечения его в обращение, необходимость постоянного движения, бесконечного кругооборота. Сокровища являются лишь формой образования резервов денежного обращения. Формой, которая не является вечной.

Углубление этого противоречия происходит по мере дальнейшего развития производительных сил, которое детерминирует развитие производственных отношений, в том числе отношений в сфере денежного обращения.

Особенное его углубление наблюдается при капитализме. С одной стороны, и при капитализме продолжает сохраняться необходимость в накоплении денежных знаков, прежде всего как приводных и отводных каналов денежного обращения. По этому поводу И. А. Трахтенберг писал: «Обмен в условиях капиталистического хозяйства вызывает необходимость в создании возможности сохранять ценность в абстрактной ее форме, ибо, как бы ни был беспрерывен обмен, для каждого отдельного товаровладельца может явиться необходимость хотя бы на время уйти с рынка; кроме того, в различные фазисы хозяйственного цикла темп товарообмена различен; наконец, характер всего капиталистического производства и обмена таков, что даже в одном и том же фазисе для нормального и беспрерывного оборота всего общественного капитала в целом необходимо, чтобы известная часть богатства находилась бы в форме сокровища, в запасе, в денежной форме» [27, с. 53].

С другой стороны, для капиталистического богатства более опасным, чем все те пертурбации, от которых призваны охранять его сокровища, является экономический застой. Деньги должны постоянно «делать» деньги не только для того, чтобы приумножить богатство капиталиста, но даже для того, чтобы просто сохранить его. «Представим себе,— писал в 1969 г. министр финансов Франции,— что перед первой мировой войной три человека приобрели на одинаковую сумму: первый— золото, второй — облигации с фиксированным доходом, третий — акции различных предприятий. Сегодня, подводя итоги, первый увидит, что покупательная способность золота уменьшилась на 32%. Следовательно, он понес потери в таком же размере. Потери второго были гораздо значительнее. Реальная стоимость его капитала упала на 94%. И только третий человек нашел, что его капитал возрос за 55 лет примерно на 66%, т. е. в среднем в год увеличивался на 1%» [19, с. 94]. Аналогичное мнение высказывал также известный буржуазный экономист Ф. Махлуп, заявивший, что за два десятилетия (1948—1968 гг.) даже держатели британских правительственных бумаг выиграли больше, чем инвесторы в золото. «Золото,— подобно, однако, другим физическим активам типа, например, земли, стратегического сырья, недвижимости и т. п.,— является и дальше гарантией от потерь в результате сокращения покупательной силы, которое приносят инфляционные процессы. Для ежедневной практики хозяйствования, однако, функция сохранения реальной стоимости на долгие периоды имеет,— на что указывал, между прочим, еще Дж. М. Кейнс,— малое значение» [64, 1976, № 12, с. 26]. Деньги не могут выйти из обращения на более или менее длительный период, не могут «омертветь». Не могут, так как это будет противоречить законам капиталистической экономики. Кругооборот денег становится circulus viciosus («порочным кругом»).

С появлением в обращении бумажных представителей золота процесс образования сокровищ несколько видоизменяется, а обостряющееся противоречие приводит к более четкому разделению функций собственно образования сокровищ и накопления. Аккумуляция бумажных денежных знаков, лишь представляющих в обращении золото и не имеющих собственной стоимости, не является образованием сокровищ. Это только накопление права на определенную стоимость, материализованную в хранящемся в банковских подвалах желтом металле. Однако поскольку денежные знаки представляют вполне конкретное количество золота, то изъятие их из обращения отражает изъятие из обращения этого золота, а накопление денежных знаков является отражением образования сокровищ.

Если при золотом стандарте функция накопления, совпадая с функцией образования сокровищ, была денежной функцией, функцией истинных денег, то в условиях обращения бумажных представителей золота происходит своеобразное отрицание сложившегося положения. Функция накопления становится неденежной функцией, функцией всего лишь заменителей, представителей денег. Как бумажные деньги представляют истинные деньги в обращении, так и накопления их представляют сокровища, но ни в коей мере не тождественны им. По мере развития кредитной системы капитализма все более возрастает банковское накопление. При этом, поскольку товаровладелец, продав свой товар, не превращает вырученные деньги в другой товар, а лишь накапливает их на своем банковском счете, для него подобное накопление по-прежнему отражает образование сокровищ. Но теперь, на самом-то деле, это лишь иллюзия такого отражения, так как банк пускает эти деньги снова в обращение, и, следовательно, золото, представляемое положенными в банк бумажными деньгами, не превращается в сокровище.

Внешняя противоположность полюсов золота-товара и золота-денег достигает наибольшего развития, становится противоречием тогда, когда происходит становление самостоятельно существующей, новой формы действительных денег. Мы уже писали о всеобщности кредитных отношений при капитализме. В результате этого теперь уже не золото, а кредитные орудия обращения становятся всеобщим товаром («всеобщим товаром контрактов», как говорил К. Маркс), функционирующим в качестве истинных денег. Как известно, кредитные деньги вырастают на основе функции средства платежа. Однако накопление денег как средства платежа отнюдь не приводит к образованию сокровищ.

В условиях современного государственно-монополистического капитализма тезаврация золота осуществляется в основном мелкими предпринимателями и некапиталистическими элементами (мелкими торговцами, фермерами и т. п.), которые, с одной стороны, стремятся как-то спасти свои средства от поглощения их инфляцией и прочими негативными экономическими явлениями, вызываемыми действиями крупных монополий, а с другой — имеют недостаточно свободных средств, чтобы позволить себе тезаврацию в слитках. Это для них западная пресса рекламирует «крюгеррэнды»: «Деньги, которым вы можете доверять!». И тут же поясняет: «Золото всегда было великолепной гарантией от инфляции. Несмотря на случайные колебания, его стоимость всегда повышается, делая его весьма привлекательным для долгосрочных инвестиций». Что ж, спорить трудно. Но вот только причем здесь «деньги»?

====Инвесторы и спекулянты на рынке золота

Приобретение слитков золота осуществляется владельцами довольно крупных капиталов, однако весьма редко целью таких операций служит тезаврация. Здесь чаще имеют место два других явления: инвестиции и спекуляции.

Инвестиции представляют собой помещение временно свободных капиталов в золото с целью увеличения через определенный промежуток времени размера первоначально вложенных средств. Причем это может произойти, даже если цена золота упадет. Так, М. Хэлтон из Бирмингем траст заявлял: «Мы советуем клиентам держать до 10% активов в золоте. Если даже его цена упадет с 600 до 200 долларов, они будут безумно счастливы, потому что тогда подскочат до потолка курсы их акций и облигаций» [58, 08.12.1980, с. 98]. Эту же мысль через годы повторяет и уолл-стритский эксперт: «Инвесторы должны держать от 5 до 10% своих резервов в золоте» [58, 06.07.1987, с. 76].

Инвесторы, для которых вложения в золото являются не более чем просто активом, правильное сочетание которого с акциями, облигациями, иностранной валютой, произведениями искусства и т. д. может обеспечить рост их капиталов, оказывают в последние годы все более сильное влияние на рынок желтого металла, затратив только в 1989 г. на это 5 млрд. долл. [63, 23.02.1990, с. 36]. Недаром директор банка Н. М. Ротшильд энд санз Р. Гай, касаясь этого вопроса, признал, что спрос инвесторов сейчас намного более влиятелен, чем промышленный спрос. Аналогичное мнение высказал и Б. Браун, считающий, что инвесторы являются держателями огромного количества золота, равного объему семилетней его добычи. Таким образом, полагает он, даже 10%-ное изменение спроса инвесторов может иметь значительно более серьезные последствия, чем любые возможные изменения в спросе промышленности, в том числе ювелирной.

Но, пожалуй, решающее слово на рынке золота имеют все-таки спекулянты. Известный американский экономист П. Самуэльсон даже назвал его из-за этого «рынком сумасшедших». Да, сегодня это во все большей степени рынок тех, кто испытывает страх в условиях кризисных потрясений экономики; тех, кого боязнь инфляции, безработицы и постоянной экономической нестабильности, равно как и жажда быстрого обогащения, бросает в спекулятивную круговерть, вынуждая продавать душу «желтому дьяволу».

Спекулятивные сделки совершаются посредством фьючерсных контрактов и операций с опционами. В первом случае совершается простая сделка на срок: условия, в том числе цена, оговариваются в момент заключения контракта, а расчет производится по истечении определенного периода (как правило, 3 или 6 месяцев), »когда текущая рыночная цена может существенно измениться, неся одним прибыль, а другим убытки. Операции с опционами также являются разновидностью срочных сделок, при которых приобретается право купить (или, наоборот, про тать) определенное количество золота в случае благоприятного изменения текущих цен. Если такого изменения не произойдет, владелец опциона просто не воспользуется своим правом и потеряет сумму, уплаченную при его приобретении.

Первый фьючерсный рынок золота был открыт в 1972 г. в Виннипеге (Канада). Но особенно распространены подобные операции в США, где фьючерсные контракты с желтым металлом, начавшие осуществляться с 1975 г., первоначально сосредоточивались на двух биржах — нью-йоркской Комекс (Commodity Exchange) и чикагской Ай-Эм-Эм (International Monetary Market). В настоящее время подавляющее количество таких сделок совершается именно на бирже Комекс, где в отдельные годы объем продаж превышает золотой запас самих США более чем в 3 раза, а годовую добычу золота во всем капиталистическом мире — более чем в 20 раз. Однако в действительности для этого не приходится свозить в Нью-Йорк «все золото мира», равно как и перепродавать по несколько раз один и тот же металл. Дело в том, что на фьючерсных рынках сделки весьма редко завершаются передачей проданного золота: от 90 до 98% сделок носят чисто спекулятивный характер и завершаются выплатой разницы в ценах.

Структура биржи Комекс приблизительно отражается в составе ее правления, где равное представительство имеют брокеры, комиссионные конторы и торговые дома. Такая система, кстати, именуется понятным всем русским словом — «тройка». Впрочем, на самом деле механизм действия фьючерсного рынка золота включает в себя несколько больше элементов, и чтобы проанализировать его, обратимся к схеме (рис. 1).

Рис. 1. Нью-йоркский фьючерсный рынок золота Комекс

Выясним для начала, кто же вообще участвует в операциях по купле-продаже золотых контрактов. Во-первых, это так называемые брокеры «на паркете» (floor brokers), которые непосредственно заключают сделки между собой. Часть из них осуществляют операции за собственный счет и по своему усмотрению — это джобберы. Другие действуют за счет своих клиентов и лишь выполняют их волю: покупают или продают указанное количество золота. Наконец, брокер, который служит в каком-либо торговом доме или комиссионной (маклерской) конторе, может в отдельных случаях и сам в зависимости от сложившейся на рынке ситуации принять решение о покупке или продаже определенного числа контрактов, но прибыль от этой операции все равно пойдет в доход его фирмы.

Клиентами брокеров «на паркете» могут быть как частные инвесторы, так и целые корпорации или банки. Поскольку брокеры призваны лишь чисто технически исполнить принятое клиентами решение, сами инвесторы могут предварительно обратиться за квалифицированным советом к специальным консультантам, имена которых — Пик, Синклер, Дайне, Холт — хорошо известны в деловом мире. Популярностью пользуются не только их индивидуальные консультации, но и специальные обзоры рынка золота (хотя даваемые там рекомендации иногда весьма противоречивы).

«Портфельные» инвестиции производятся, например, многонациональными корпорациями или банками с целью страхования от инфляционного обесценения временно свободных денежных средств. Особенно важную роль в деятельности рынка золота играют банки. Именно через них осуществляется связь с официальными валютными органами, периодически продающими желтый металл из своих запасов: Международным валютным фондом (МВФ), Казначейством США и т. п. Кроме того, обладая краткосрочными фондами в неустойчивой валюте, банки зачастую приобретают на условиях «спот» определенное количество золотых контрактов, одновременно продавая их на срок (на условиях «форвард») с тем, чтобы в конечном счете застраховаться от убытков, которые могут возникнуть в случае неблагоприятного изменения валютных курсов.

Торговые дома, т. е. фирмы, специализирующиеся на торговле редкими металлами, в частности золотом, также принимают активное участие в работе фьючерсного рынка, влияя таким образом на формирование цен и на рынке «спот», что крайне важно для их основной деятельности.

Главная арена событий, происходящих с 9 час. 25 мин. утра до 2 час. 30 мин. дня по нью-йоркскому времени на фьючерсном рынке,— это так называемый «круг», или, как принято называть его на биржевом жаргоне, «яма». Он действительно представляет собой амфитеатроподобное углубление диаметром около 8 м (точнее, ровно 26 футов).

Торговлю в золотой «яме» ведут 75 брокеров. Естественно, что в подобной толчее найти какого-либо конкретного человека — занятие не из легких. Для того чтобы как-то облегчить эту задачу, на одежде каждого из брокеров, словно у хоккейного игрока, начертаны крупные буквы и цифры. Они необходимы прежде всего посыльным, которые доставляют приказы о купле-продаже своим брокерам «на паркете».

Такие приказы представляют собой решение клиента, которое сообщается брокером продавца (или покупателя) клерку, дежурящему у телефона в помещении биржи. Получив распоряжение, клерк передает его в «яму» через посыльного, одновременно записывая решение о купле или продаже на специальном стенде, где делается также отметка о времени получения приказа. Таким образом, скрыть намечаемую сделку от остальных брокеров практически невозможно. Впрочем, брокер «на паркете» и не смог бы заключить ее незаметно из-за шума, стоящего в «яме». В связи с этим сведения о желании заключить определенную сделку передаются особым, хорошо известным всем брокерам способом. Прежде всего, получив приказ, брокер не просто входит в «яму», а становится на определенную ее ступеньку, соответствующую тому сроку, на который он желает заключить сделку. Затем он громким криком сообщает о своем намерении. Например, если брокер желает продать один контракт желтого металла с поставкой в июне по цене 420,50 долл. за унцию, он крикнет просто: «Июнь по 50!». Предлог «по» (at) в данном случае означает, что контракт именно продается, а не покупается (когда применяется предлог «на» — on), а «50» указывает на количество центов сверх текущей рыночной цены, указанной на специальном табло и составляющей в нашем примере 420,0 долл. Обязанность доведения до сведения брокеров текущей цены Комекс, а также цен на других мировых рынках золота лежит на специальном служащем, именуемом «глашатаем цен».

Поскольку услышать слова брокера, как бы он ни старался, могут в лучшем случае лишь его ближайшие соседи, не менее громко вещающие о своих намерениях, он вынужден сопровождать их определенными, понятными его коллегам жестами. Держа руки открытыми ладонями к окружающим (словно желая что-то схватить), брокер сообщает о своем намерении купить. Если ладони повернуты, наоборот, к себе — значит, он хочет продать. Количество контрактов, на которые предлагается совершить сделку, указывается пальцами. С их же помощью затем можно сообщить и цену. Например, вытянутый указательный палец означает, что брокер готов заплатить ¹/₈ цента сверх цены, записанной на брокерской доске цен, большой палец — ⁷/₈ цента, кулак — 1 цент и т. п.

После того как брокеры «на паркете» сговорятся об условиях сделки, они сразу сообщают о ней служащему биржи, который вносит необходимую информацию в память компьютера. Использование этих данных также позволяет определить текущую цену рынка, на которую ориентируются в «яме». Как правило, в разгар торговли «спред» (spread — разница между ценой спроса и предложения) не очень велик и составляет величины порядка 10 центов. Размеры совершаемых здесь сделок столь значительны, что продажа 50—100 контрактов не вызывает обычно изменения цены более чем на 10—15 центов. За день, естественно, ее колебания могут достигнуть и бóльших размеров, но не свыше 25 долл., поскольку в случае достижения этого предела торговля на данный день прекращается во избежание биржевой паники, грозящей непредсказуемыми последствиями. Так, например, поступили 19 марта 1985 г., когда после повышения курса доллара, длившегося почти непрерывно с июля 1980 г., он начал стремительно падать в связи с волной банковских крахов в штате Огайо. Это немедленно отразилось и на цене желтого металла, которая стала возрастать в катастрофическом для рынка темпе.

Приобретая один контракт с июньским сроком поставки, покупатель формально обязуется принять в течение июня данное количество металла по цене, оговоренной в день заключения сделки, а продавец — доставить его в июне на этих условиях. Однако, как уже говорилось выше, обычно ничего подобного не происходит.

Спекулянт, купивший, скажем, в январе июньский контракт (такой контракт, заключенный в расчете на повышение цены в будущем, именуется «длинный контракт»), рассчитывает на то, что за полгода цена на золото вырастет. В принципе он может даже не дожидаться июня. Если, например, уже в апреле он решит, что цена достаточно выросла и, возможно, вскоре начнет падать, то он может продать свой контракт и получить чистую прибыль в виде разницы между апрельской и январской ценой. Обратным образом поступает игрок на понижение, продавший золото в январе, т. е. заключивший «короткий контракт». Если он решит, скажем, в мае, что цена металла достаточно упала, то купит контракт и инкассирует разницу между январской и майской ценой. Реализация прибыли от подобной игры на фьючерсном рынке осуществляется через посредство расчетных палат, членами которых являются большинство участников рынка. Такая палата выполняет функции покупателя для продавцов и функции продавца — для покупателей, взимая за свои услуги определенные комиссионные.

Подобная система заключения сделок приводит к гигантскому разбуханию рынка золота. Ведь для того, чтобы действительно купить даже один контракт желтого металла, необходима очень большая сумма денег, исчисляемая десятками тысяч долларов. Спекулятивной же деятельностью можно заниматься, имея гораздо меньшую, хотя тоже довольно приличную, сумму, которую необходимо внести в маклерскую фирму (или расчетную палату) как депозит, и лишь после этого можно будет начать игру. В Нью-Йорке такой депозит (первоначальный залог — margin) составляет порядка 4 тыс. долл. за каждый контракт. При этом следует учесть, что вступительный взнос, ранее колебавшийся между 10 и 15 тыс. долл., с начала 80-х годов превысил уже сумму в 100 тыс. долл.

Предположим, что игрок нью-йоркской биржи Комекс депонирует в маклерской конторе 120 тыс. долл., после чего покупает на срок 3 тыс. унций золота. Дождавшись, пока цена на него поднимется хотя бы на 10 долл. за унцию, а такое обычно происходит в в течение 1—2 недель, игрок может продать ранее купленное, но еще не полученное им в натуре золото расчетной палате, получив 30 тыс. долл. прибыли (если не учитывать комиссионных, выплачиваемых палате), т. е. 25% от первоначально имевшейся суммы. Если бы он совершил подобную сделку на рынке «спот», то ему при цене 420 долл. за унцию пришлось бы вложить 1,26 млн. долл., и, таким образом, прибыль составляла бы менее 2,4% от авансированного спекулятивного капитала.

Однако на фьючерсном рынке можно не только очень быстро получить баснословную прибыль, но и в один миг полностью разориться. Если в нашем примере цена упадет, то игрок получит уведомление от своего маклера о необходимости увеличения депозита. Таковы жесткие правила игры. В противном случае спекулянт может быть навсегда исключен из числа участников биржи либо даже подвергнут суду.

Приблизительно такой же механизм, отличающийся в основном лишь количеством участников и величиной депозитов, действует и на других фьючерсных рынках желтого металла, среди которых выделяются: сингапурский Симекс, токийская золотая биржа, сиднейская фьючерсная биржа. В 1982 г. фьючерсный рынок организован и в Лондоне. Его членами стали некоторые участники Лондонского рынка золота («спот») и Биржи металлов, известный американский дилер Дж. Арон, четыре американские брокерские компании, нью-йоркский Ситибэнк и женевский Банк дю девлопман коммерсьяль.

В последние годы получили бурное развитие и уже упоминавшиеся нами сделки с золотыми опционами. Если в 1982 г. в США было заключено 56,8 тыс. подобных сделок, то в 1987 г. — уже 2080 тыс., что было эквивалентно продаже 6,4 тыс. т золота. За пределами США стоит выделить, пожалуй, лишь Европейскую биржу опционов в Амстердаме, оборот которой в 1986 г. составил 237,4 тыс. контрактов. Можно с высокой степенью уверенности предположить, что сделки с золотыми опционами получат дальнейшее распространение точно так же, как это произошло с аналогичными операциями на фондовых биржах Запада.

Выше уже подчеркивалось, что торговля золотом, в том числе спекулятивная, не имеет прямого отношения к денежному обращению, хотя эти две сферы определенным образом связаны между собой. Однако в условиях высокой степени интернационализации мирового капиталистического хозяйства еще большое влияние на денежный рынок отдельно взятой капиталистической страны оказывает спекуляция не золотом, а валютой. В связи с этим можно выделить три вида операций на международном валютном рынке и соответственно три типа дельцов, занимающихся ими.

Роль валютной спекуляции различна в зависимости от системы регулирования валютных курсов. При фиксированных паритетах размеры спекуляции определяются в сущности деятельностью центральных банков и соответствуют величине несбалансированности (дефицита или активного сальдо) платежного баланса страны. При свободном плавании валюты все спекулятивные операции осуществляются частными лицами, и дефицит официальных расчетов в платежных балансах равен нулю. Спекуляция просто-напросто сглаживает расхождения спроса и предложения валюты. На практике, однако, полностью свободного плавания, а следовательно, и свободной деятельности спекулянтов почти не наблюдается. Наиболее распространено, так сказать, контролируемое плавание, при котором официальные валютные органы оставляют за собой право вмешательства в ход событий на рынке в тех случаях, когда они сочтут это необходимым. Сторонники контролируемого плавания валют аргументируют свою точку зрения тем, что спекулянты могут быть легко дезинформированы, что они не расположены к излишнему риску и круг их интересов крайне узок. В связи с этим в действительности имеет место спекулятивная деятельность со стороны не только частных, но и официальных спекулянтов, что вносит в подобные операции дополнительный азарт.

Сами спекулятивные операции с валютой могут быть классифицированы как спекуляции разного порядка. Спекуляция первого порядка заключается в реагировании на недостаток или избыток валюты в текущем периоде. В случае, если спекулятивные операции не достигнут размеров, позволяющих сгладить недостаток или избыток предложения, курс валюты начнет резко изменяться. Если спекулянт осуществляет, например, закупку той или иной валюты, предвидя повышение спроса на нее в будущем, то это — спекуляция второго порядка. Наконец, спекуляция третьего порядка состоит в использовании расхождений в соотношении предвидимых курсов по срочным операциям в различных валютах и на различный период. Одним из вариантов спекуляции третьего порядка является «двойной форвард» (forward-forward transaction). Предположим, спекулянт ожидает девальвацию валюты к концу трехмесячного периода, полагая, однако, что в течение недели курс еще будет расти. В таком случае он купит валюту на условиях «форвард» с поставкой через неделю и продаст ее на тех же условиях с поставкой через три месяца.

Спекулятивная прибыль образуется за счет разницы валютных курсов на даты заключения и завершения сделки. Она именуется «рентой удобства» (convenience rent) и определяется обычно как разница между курсами при сделках «форвард» на 3 месяца и операциях «спот».

Валютная спекуляция — это весьма рискованное занятие, поэтому большинство спекулянтов имеют еще какой-либо источник дохода. Кроме страхования от разорения это необходимо еще и для образования значительных денежных фондов, без которых нечего и думать ввязываться в серьезную спекулятивную игру. Ведь выдержать расходы, связанные с неблагоприятным развитием событий на валютном рынке, и дождаться момента, когда можно «сорвать банк», под силу лишь тому, кто обладает достаточно крупным капиталом. Краткосрочные же спекуляции, скажем, основанные на однодневных колебаниях, вообще рентабельны лишь для тех, кто совершает миллионные сделки. На практике этим занимаются официальные валютные органы, крупные банки, многонациональные корпорации.

Наиболее выгодны подобные операции для банков потому, что, во-первых, у них имеются значительные фонды, во-вторых, именно они располагают наиболее полной информацией о «технических» факторах, влияющих на изменения валютных курсов: операциях по реализации спекулятивной прибыли, осуществлении перевода местной (национальной) валюты в иностранные облигации или их новой эмиссии. Чаще всего склонны заниматься валютной спекуляцией швейцарские и западногерманские банки, хотя после банкротства в 1974 г. Херстаттбанк в ФРГ был принят закон, ограничивающий спекулятивные возможности банков. По этому закону в конце каждого делового дня банки в ФРГ должны иметь открытые позиции (т. е. незавершенные сделки) по операциям «спот» и «форвард», составляющие более чем 30% от их собственных фондов. Правда, нельзя не сказать, что подобные законы легко обходятся путем выполнения спекулятивных операций зарубежными филиалами банков.

Несмотря на то, что многонациональные корпорации (МНК) обладают, как правило, меньшими возможностями для успешной спекуляции, они более предрасположены к подобным операциям, поскольку их повседневная деятельность носит более рискованный (в финансовом отношении) характер, чем у банков. Склонность МНК к риску вызвана прежде всего тем, что над ними не висит опасность внезапного изъятия вкладов, а это позволяет смелее вкладывать средства в долгосрочные спекулятивные операции. Кроме того, казначеи МНК в своей спекулятивной деятельности не подвержены такому жесткому контролю, как банки.

Вернемся к желтому металлу. Еще одной формой организации рынка благородных металлов, в частности золота, являются аукционы, которые проводятся двумя методами.

Классический метод (метод «цены заявки») заключается в том, что устроители аукциона отбирают те заявки на покупку, в которых указаны наиболее высокие цены, и продают золото каждому покупателю по той цене, которую он указал.

Пример. На аукционе предлагается для продажи 400 тыс. унций золота. От покупателей поступили заявки на приобретение 100 тыс. унций по цене 300 долл. за унцию, 50 тыс. — по 270, 50 тыс. — по 260, 200 тыс. — по 200, 150 тыс. унций — по 185 долл. При классическом методе будут удовлетворены первые четыре заявки (в общем объеме 400 тыс. унций) по ценам, указанным в них.

При проведении аукциона по голландскому методу (методу «единой цены») устроители тоже отбирают заявки с более высокими ценами, но удовлетворяются они по единой цене — цене последней из удовлетворенных заявок.

Пример. На аукционе предлагается для продажи 400 тыс. унций золота. От покупателей поступили заявки на приобретение 150 тыс. унций по цене 310 долл. за унцию, 100 тыс. — по 290, 50 тыс. — по 250, 200 тыс. — по 210, 150 тыс. унций — по 200 долл. В таком случае удовлетворены будут тоже только четыре заявки. Единая цена будет установлена в 210 долл. Однако если первые три заявки будут удовлетворены в полном объеме, то четвертому покупателю продадут лишь оставшиеся 100 тыс. унций.

По такому методу, в частности, проводились первые аукционы золота, осуществлявшиеся Международным валютным фондом. При этом и здесь фактический покупатель остался неизвестен. Так, на первом аукционе золота МВФ, состоявшемся 2 июня 1976 г., основная масса металла была приобретена такими банками, как Сосьете де банк сюисс, Банк международных расчетов, Дрезднер банк, Н. М. Ротшильд энд санз. Однако окончательные покупатели желтого металла так и остались неизвестными, хотя на бирже распускались слухи о том, что проданное на аукционе золото ушло в сокровищницы ближневосточных шейхов.

Итак, цена золота на рынке устанавливается под воздействием спроса и предложения, которые в свою очередь формируются под воздействием целого ряда факторов (в основном спекулятивного характера) и не соответствуют ни стоимости желтого металла, ни цене его производства. Ситуация на рынке золота в очень малой степени складывается под влиянием каких-либо объективных факторов, и если золото еще и остается какой-то мерой, то это мера страха. Весьма наглядно этот тезис иллюстрируется событиями, происходившими на американском рынке золота.

Американским резидентам на основании чрезвычайного закона о банках (Emergency Banking Act) от 9 марта 1933 г. запрещалось владение монетарным золотом. По истечении сорока лет запрет был снят, и с 31 декабря 1974 г. гражданам США вновь разрешили свободно осуществлять операции с желтым металлом. В то время среди американских экономистов разгорелась бурная дискуссия. Если А. Бэрнс, являвшийся тогда главой Федерального резервного управления США, предвещал быстрое истощение государственных золотых запасов и закупку только в течение первых нескольких месяцев 1975 г. желтого металла на сумму в 5 млрд. долл, то руководители Казначейства (Министерства финансов) полагали, что в течение всего этого года на покупку золота американцами будет затрачено не более 0,9 млрд. долл. При этом они ссылались на опыт Японии, где запрет на операции с золотом был снят в 1973 г. После первой широкой волны покупок ажиотаж там довольно быстро утих.

В первые годы после снятия запрета американцы действительно продемонстрировали весьма незначительный интерес к золоту. Однако в конце 70-х годов ситуация коренным образом изменилась. В 1978 г. было продано 5,2 млн. унций слиткового металла, в то время как в 1977 г.— только 268 тыс. унций. Продажа золота в монетах за тот же период выросла с 1,6 млн. до 3,7 млн. унций. Начал активно развиваться и фьючерсный рынок золота. Если до 1976 г. ежедневный объем срочных сделок с золотом составлял в США в среднем 140 тыс. унций (почти столько же, сколько объем операций «спот» в Западной Европе), то в конце 1979 г. он достигал уже величины 4 млн. унций.

Рост цен в результате спекуляции деформирует рынок золота. Дело в том, что здесь в отличие от рынков других товаров цена определяет реальный спрос. В 1980 г. (наиболее характерном с точки зрения рассматриваемого явления) спрос на рынке золота превышал предложение приблизительно на 375 т. Это вело к росту цены желтого металла, что характерно и для всех других товаров. Но если при возникновении такой ситуации на рынке других товаров вслед за ростом цены последовал бы рост предложения, то здесь наблюдается совершенно иная ситуация. При росте спроса происходит в основном рост цены. Предложение же, как правило, не только не увеличивается, но еще больше сокращается. По некоторым оценкам, в результате небывалого роста цены золота в 1980 г. его промышленное потребление сократилось на одну треть. В Италии, являющейся ведущим западноевропейским производителем ювелирных изделий, потребление желтого металла упало за указанный год почти на 60% [59, 1980, 15— 21 ноября, с. 97]. В конце концов рост цены привел к сокращению потребления, вследствие чего цены понизились почти вдвое по сравнению с «пиком», достигнутым в этом году. Эта зависимость, свойственная не только золоту, но и другим редким товарам, получила название «закон обратной функции предложения и спроса».

Одна из особенностей связи цены золота и курса валют обусловлена специфической способностью золота служить средством образования сокровищ. Оно и прежде всегда уходило в сокровища в периоды, когда возникала угроза развала сложившейся экономической системы. В условиях государственно-монополистического капитализма тенденция к увеличению частной тезаврации золота носит постоянный характер. За период 1955—1979 гг. общее количество золота, тезаврированного в качестве сокровищ, возросло с 9 тыс. до 25,4 тыс. т (в том числе в Индии и Франции было тезаврировано по 5 тыс. т, в США — 4 тыс., в ФРГ — около 3 тыс. т). В дальнейшем этот прирост был не столь стремительным. В конце 80-х годов общий объем тезаврации желтого металла оценивался в 30 тыс. т.

Вместе с тем образование сокровищ, «омертвление» капитала, как подчеркивалось выше, противоречит экономическим законам капитализма. Поэтому в современных условиях ответной реакцией неорганизованного рынка на дальнейшее обострение инфляции и общей социально-экономической нестабильности западного мира является не столько увеличение тезаврации, сколько безудержный рост цены золота. Рост его цены позволяет путем биржевых операций (как мы уже видели) компенсировать инфляционное обесценение капитала. По этому поводу лондонский журнал «Бэнкер» отметил: «Недоверие к бумажным валютам сейчас достигло ужасающих размеров и отражается в ценах благородных металлов, произведений искусства и недвижимости» [52, 1980, июнь, с. 71].

Характерно, что золото в данном случае ставится в один ряд не только с другими драгоценными металлами, но даже с произведениями искусства, которые уж во всяком случае имеют явно неденежную природу. На их рынке, как и на рынке золота, в последние годы отмечался необычный ажиотаж. Скажем, за картину сравнительно малоизвестного американского художника Ф. Э. Чарча один из известных братьев-миллиардеров Л. Хант заплатил в октябре 1979 г. 2,5 млн. долл. В мае 1980 г. из коллекции Форда была продана за 5,2 млн. долл. картина кисти Ван Гога, за которую в 1958 г. Генри Форд заплатил всего 200 тыс. долл. Даже золото, с беспрецедентным, казалось бы, ростом его цены, не могло бы принести подобной чистой прибыли. И в этом в принципе нет ничего удивительного. Как съязвил по этому поводу один западный комментатор, «Сезанн сейчас гораздо надежнее доллара».

Польский экономист А. Е. Серочинский писал по этому вопросу следующее: «В условиях нормальной конъюнктуры на приобретение редких товаров предназначается только излишек капитала, который не может найти производительного использования. Это своего рода клапан безопасности в капиталистической экономике. Свободные капиталы определяют цены редких товаров при данном предложении. Во время падения конъюнктуры (связанного с инфляцией), как это происходит сейчас, спрос и цена внезапно растут. Если при этом акции и облигации не приносят «приличного» дохода (постоянный процент с облигации и переменный дивиденд с акции), то капитал направляется в сторону редких товаров, которые как всеобщий товар должны оберегать от потерь. Все жаждут срочно приобрести произведения искусства, но отнюдь не ради духовных переживаний, которые они могут вызвать. Внезапный спрос вызывает рост цен, поскольку произведений не прибавляется. Они представляют собой «постоянный склад». Поэтому-то и существует мнение, что редкие товары являются наиболее надежным обеспечением» [71, 20.07.1980, с. 11].

Не правда ли, очень похоже на механизм рынка золота? Кстати, это может быть ответом тем, кто по поводу способности золота в качестве обычного товара, а не денег образовывать сокровища вопрошает: «Почему же таким свойством не обладает ни один другой товар — сталь, пшеница, медь, нефть и т. д. и т. п.?». Вместо «и т. д. и т. п.» следовало бы поставить «серебро, драгоценные камни», и все сразу же стало бы ясно. Впрочем, это может относиться и к менее традиционным компонентам резервов. В последнее время среди американских компаний и частных лиц получила широкое распространение практика образования резервов не только в золоте, но и в других редких металлах, таких, как хром, индий, тантал и т. п. Закупку этих металлов для своих клиентов все шире осуществляют и швейцарские банки.

Таким образом, по нашему мнению, наблюдавшийся в конце 70-х годов стремительный рост цены золота в бумажных деньгах является подтверждением не того, что золото по-прежнему выступает как денежный товар, а лишь того, что оно по-прежнему основное средство образования сокровищ, а это отнюдь не одно и то же. В денежной системе современного капитализма, основанной на кредите, коренным образом изменяется и механизм регулирования величины денежной массы в обращении. Функционирование сокровищ в условиях системы золотого стандарта в качестве приводных и отводных каналов денежного обращения основывалось на автоматическом действии закона стоимости, как это описано нами выше. На нынешней стадии развития капиталистического производства в тесной зависимости от величины стоимости товаров в обращении продолжает находиться не тезаврация золота, а накопление кредитных денег. Уровень их накопления возрастает в периоды экономического спада и соответственно уменьшения товарной массы в обращении. Наоборот, в периоды подъема наблюдается рост количества денег, находящихся в обороте. Внешним регулятором денежного обращения становится кредит, а орудием регулирования — изменение процентных ставок.

Учитывая все эти факты и исходя из вышеприведенной формулы (8), следовало бы ожидать сокращения уровня тезаврации золота, но в действительности происходит нечто иное. Только за 1968—1981 гг. в частные сокровища ушло 8 тыс. т золота, что привело к их увеличению почти на 40%. Очевидно, образование сокровищ в нынешних условиях детерминируется уже иными факторами, чем указанные в формуле. Что касается взаимосвязи количества денег в обращении и золотых сокровищ, то теперь их движение не разно-, а однонаправлено: увеличение денежной массы в обращении, как правило, ведет к росту тезаврационных накоплений желтого металла либо за счет увеличения их физического объема, либо за счет повышения цены золота. Выступая в октябре 1987 г. на проходившей в Люксембурге 4-й Европейской конференции по благородным металлам, швейцарский экономист В. Райн утверждал даже, что ему удалось выявить определенную закономерность: 1%-ное изменение в предложении денег приводит к изменению в том же направлении цены золота на 1,5%.

Между тем накопление денежных знаков продолжает находиться в тесной зависимости от нужд товарного обращения. По мере роста товарной массы происходит сокращение уровня накоплений. Более того, в связи с постоянным ростом цен отмечается ускорение оборачиваемости бумажных денег, в странах капитала, охваченных инфляцией, наблюдается «бегство» от денег, которые становятся «горячими».

Иначе говоря, оказывается, что вышеприведенная формула описывает зависимость уровня денежного накопления. На первых стадиях эволюционного развития денег, как уже отмечалось, образование сокровищ совпадало с денежным накоплением. Накопление же денег как средства платежа — это уже не сокровище. Функция накопления вновь становится функцией истинных (теперь кредитных) денег, но содержанием ее является накопление не «омертвевшей» стоимости, а совершенно иной формы общественного богатства — ссудного капитала. Именно его накопление и является регулятором современной денежной системы, основанной на кредите. Кредитные деньги как бы принимают эстафету от золота в деле накопления капитала. «Накопление золота и серебра, денег, есть первое в истории проявление собирания капитала и первое мощное средство для этого собирания; но как таковое оно еще не есть накопление капитала. Для этого необходимо, чтобы обратное вступление накопленного в обращение само было моментом и средством накопления» [4, с. 179].

Итак, проанализировав изменения, происшедшие во внутреннем денежном обращении развитых капиталистических стран, мы должны констатировать их особую глубину, которая даже дает некоторым экономистам основания высказывать мысль о том, что «современные деньги в строгом смысле слова неправомерно рассматривать в качестве формы действительных денег» [47, 1990, № 1, с. 28]. Солидаризируясь с подобными взглядами, мы однако не можем согласиться с выводом, по мнению некоторых авторов, логично вытекающим из этого положения и гласящим, что «кредитные деньги не являются всеобщим эквивалентом и не выполняют классические денежные функции» [47, 1990, № 1, с. 30].

Современные деньги, основанные на функции средства платежа и опирающиеся как на базис на ту совокупность экономических отношений, которую мы назвали «фондом всеобщего кредита», по-прежнему сохраняют товарную природу, а именно служат товаром-эквивалентом, противостоящим всему остальному товарному миру в качестве денег. В силу этого они выполняют те же классические функции, наличие которых и позволяет выделить их из всей совокупности товаров в качестве особого товара. Но выполняют они их совершенно иным, недоступным золоту, образом (если можно так сказать, на более высоком профессиональном уровне), в чем и проявляется результат их эволюции.

Как известно, основные принципы Бреттон-Вудса предусматривали: 1) развитие многосторонних международных платежных оборотов (в связи с чем намечалось устранение валютных ограничений и таможенных барьеров); 2) введение конвертируемости основных валют и 3) стабильность валютных курсов. Можно признать, что Бреттон-Вудская система в течение определенного периода довольно успешно выполняла возложенные на нее функции. Однако это не означает, что была найдена панацея от хронических болезней капиталистической экономики. Данная система с самого начала имела уязвимые места, которые делали ее санирующее влияние заведомо ограниченным во времени. Это прежде всего связано с тем, что она полностью обеспечивала господство доллара над другими валютами. Такое положение, однако, не могло сохраняться в условиях все большего относительного ослабления позиций США в мировом хозяйстве при одновременном росте экономического потенциала стран ЕЭС и Японии. Резкое усиление противоречия между системой Бреттон-Вудса и реалиями международных экономических отношений в начале 70-х годов вызвало к жизни многочисленные планы реформы валютных отношений: план Бернса, план Шультца, план Барбера…

Ослабление позиций американской валюты на мировом капиталистическом рынке помимо прочего до предела обострило также вопрос об особой связи доллара с золотом и о роли золота в экономике современного капитализма вообще.

Роль золота в рамках Бреттон-Вудской системы оказалась существенно ограниченной по сравнению не только с золотомонетным, но и с золотослитковым и золото-девизным стандартами. Хотя некоторые экономисты полагают, что место золота в данной системе не порождает никаких вопросов и его функционирование в качестве мировых денег было естественным и логичным, мы не можем с этим безоговорочно согласиться.

Одним из основополагающих принципов рассматриваемой системы являлось выполнение золотом функции мировых денег наравне и одновременно с долларом. Такой порядок представлял собой заведомо неравноправное партнерство, в силу чего один из краеугольных камней золото-долларового стандарта сам послужил тем рифом, о который разбился корабль Бреттон-Вудса. Это неравенство заключалось в том, что золото уже не отвечало потребностям новой ситуации в экономике государственно-монополистического капитализма, а следовательно, было заведомо обречено на все более полное вытеснение из международного платежного оборота американскими долларами. В условиях недостатка ликвидных средств золото не могло занять лидирующее место в обслуживании международных расчетов уже в силу ограниченности своего физического объема. Несмотря на то, что среднегодовые темпы хозяйственного роста ведущих капиталистических стран сократились в 1974—1979 гг. почти до 3%, а темпы прироста мировой торговли составляли лишь 7%, это было значительно выше темпов прироста объема желтого металла. Более того, увеличения добычи золота в капиталистическом мире в эти годы практически вообще не происходило. В отдельные годы она даже сокращалась. Что касается реального предложения желтого металла на капиталистическом рынке, то его уменьшение было еще более значительным в результате ограничения продажи основными поставщиками.

В послевоенные годы наблюдалось постоянное снижение отношения официальных запасов золота к величине мирового импорта: в 1950 г. оно составляло 53,3%, в 1968 г.— 15,4%, в 1974 г.— 5,8%. Наблюдалось также значительное снижение отношения к внешнеторговому обороту не только запасов золота, но и всех золото-валютных резервов. Например, если в 1949 г. они составляли 76% от мирового импорта, то уже в 1969 г.— только 31%, а с 1979 г. стабилизировались на уровне приблизительно всего лишь трехмесячного мирового импорта.

Однако более весомым аргументом в пользу вытеснения золота кредитными деньгами, чем простой недостаток желтого металла, явилось то, что последний в своем функционировании в качестве мировых денег не поддавался регулированию со стороны государственно-монополистических органов. А ведь развитие событий на мировом капиталистическом рынке свидетельствует, что усиление надгосударственного регулирования капиталистической экономики, в том числе и в валютной сфере, является одной из важнейших тенденций современного государственно-монополистического капитализма. Можно даже сказать, что органы надгосударственного регулирования постепенно становятся своего рода «ремонтной мастерской капитализма».

Тем не менее нельзя утверждать, что доллар может стать своего рода надгосударственной валютой, поскольку он не отвечает полностью требованиям, предъявляемым в новых условиях к мировым деньгам, «главным образом из-за того, что роль международного резервного и платежного средства возложена на одну национальную валюту. В этом заключено определенное противоречие» [29, с. 34].

Это противоречие в сущности было заложено в системе дуализма мировых денег, который заключался в том, что, с одной стороны, США были единственной страной, взявшей обязательства поддерживать постоянное соотношение своей валюты к золоту (так называемый золотой паритет, или gold peg) путем ограниченной конвертируемости доллара в золото; с другой стороны, все остальные страны были обязаны поддерживать постоянство курсов своих валют к доллару (долларовый паритет, или dollar peg) путем их конвертируемости по отношению к американской валюте.

Такая система приводила к тому, что США имели возможность расплачиваться по своим заграничным обязательствам собственной валютой независимо от состояния их золото-валютных резервов. Доллар был международным девизным средством не только для зарубежных кредиторов США, но и для американских должников. Совершенно иная ситуация сложилась в других странах. Им приходилось расплачиваться по своим обязательствам валютой кредитора, в связи с чем возникала необходимость в аккумуляции значительных валютных резервов. Такое положение было приемлемо для западных стран только в условиях безраздельного экономического господства Соединенных Штатов Америки. Но по мере восстановления экономики капиталистических государств, пострадавших в результате второй мировой войны, усиливающиеся межимпериалистические противоречия создавали условия для противоборства и в сфере валютных отношений. Наиболее рельефно это противоборство проявилось в американо-французском споре о роли золота в международном платежном обороте.

Ортодоксальную монетарную теорию с французской стороны представлял сам президент республики и его советник Ж. Рюэфф. На одной из своих пресс-конференций Ш. де Голль заявил, что считает основой современной валютной системы золото, которое, по его мнению, не меняет своей природы, которое можно свободно складывать в виде слитков, прутьев и монет, которое не имеет национальности, сохраняет вечно и повсеместно внутреннюю стоимость и достойно высокого доверия. Эту теорию настойчиво проповедовал и французский премьер-министр М. Дебре. В частности, на ежегодном совещании МВФ в 1967 г. он уверял политиков и бизнесменов всего мира, что система золото-валютного стандарта отжила уже свои дни и чем быстрее Запад вернется к системе золотого стандарта, дополненного хорошей организацией международного кредита, тем быстрее будут созданы условия для оздоровления мировой экономики.

Этот призыв не нашел, однако, широкой поддержки в других странах, а вскоре вера во всемогущество золота была подорвана и в самой Франции, особенно после кризиса франка в 1968—1969 гг. За признание демонетизации золота выступали уже не только американские экономисты (А. Бэрнс, Р. Триффин, Ф. Махлуп), но и многие их западноевропейские коллеги (3. Постюма — в Нидерландах, Р. Оссола — в Италии и др.). Все более крепло мнение, что «напрасны попытки противиться эволюции, которую мы наблюдаем уже давно. «Монархическая» власть золота должна уступить место определенного рода валютному федерализму» [41, с. 349—350].

В конце концов даже Ж. Рюэфф вынужден был признать, что тенденция к демонетизации золота имеет столько сторонников, в особенности в США, что не видно никаких шансов для возврата этому металлу его прежней роли в денежной системе. В той же Франции многие специалисты считали, что «прогресс идет в направлении дематериализации средств платежа к операциям банковского типа. Эволюция эта происходит на наших глазах на международной арене так, — утверждали они,— как происходила под взорами наших отцов и дедов на национальной арене». Отсюда делался вывод: «Если правительства не будут нуждаться больше в золоте, то зачем уступать пропаганде производителей и обладателей золота?» [39, с. 194—195].

Это мнение, отражавшее реальную действительность, возобладало, и в 1974 г. занимавший в то время пост министра экономики и финансов Франции Ж. П. Форкад заявил: «Франция сделала большой шаг вперед за последние годы… признав, что золото не находится более в центре (валютной. — А. Ш.) системы. Это повлекло за собой последствия в виде банализации золота, т. е. разрешения центральным банкам продажи золота по рыночным ценам. И давайте не будем больше говорить о том пустяке, которым является официальная цена золота» [66, 01.10.1974, с. 40].

В январе 1976 г. на Ямайской сессии Международного валютного фонда было достигнуто общеизвестное Кингстонское соглашение, которое, в частности, разрешало центральным банкам проводить операции с золотом на открытом рынке по существующим там ценам, предусматривало продажу и возврат странам-членам части золотых запасов МВФ и официально узаконивало систему плавающих валютных курсов и отказ от фиксирования каким бы то ни было образом золотого содержания национальных валют. Это дало основание компетентной в подобных вопросах лондонской «Файнэншл таймс» заявить: «Золото демонетизировано официально».

Правда, призывы к ремонетизации золота раздавались еще и после этого. Так, министр экономики Швеции Е. Боман в январе 1978 г. высказал мнение, что разрешение проводить межбанковские операции с золотом по рыночной цене может привести к тому, что золото практически заменит «специальные права заимствования» МВФ (Special Drawing Rights — СДР) в качестве средства международных расчетов. Однако это мнение так и не подтвердилось на практике.

Не нашло достаточной поддержки и предложение о ремонетизации золота, с которым французский президент В. Жискар д'Эстен намеревался выступить в 1980 г. во время встречи «большой семерки» в Венеции.

Следует в этой связи напомнить и то, что под «ремонетизацией» на Западе понимают не возвращение золоту функций истинных денег, а лишь увеличение его доли в банковских резервах, а «монетарным» называют металл, находящийся не в обращении, а в подвалах банков. Например, профессор А. Лаффер, который был экономическим советником Р. Рейгана и благодаря которому в первой предвыборной программе будущего президента содержались некоторые указания о намерении проведения политики «возврата к золоту», прямо заявлял, что его основная забота — обеспечение устойчивости американской валюты. «Если вы сможете сделать доллар таким же хорошим, как золото, — восклицал он, — кому вообще понадобится золото?» [61, 1980, авг., с. 31—32].

Какие же аргументы выдвигали сторонники возврата к золоту? Так, О. Лэярд-Лискин из Чейз Манхэттен бэнк говорил о необходимости увеличения в интересах внешней торговли суммы международных ликвидных средств. Считая, что доллар в этой роли может и должен дополнить золото, он в то же время сам указывал на наличие ряда тенденций, противодействующих ремонетизации желтого металла, в частности возрастания роли некоторых других валют (марки ФРГ, швейцарского франка, японской иены) и СДР. Вполне справедливо и его замечание о том, что ремонетизация золота не является вопросом, который можно решить с помощью законодательного акта [см.: 52, 1980, июль, с. 124—129].

Другие сторонники ремонетизации желтого металла были менее обстоятельны в аргументировании своих громогласных заявлений о том, что золото, как сказал Л. Клейн из Пенсильванского университета, «динамично входит во всю экономическую систему…». Впочем, тут же он счел необходимым добавить: «…чего мы просто не понимаем» [58, 11.02.1980, с. 86]. И в самом деле непонятно. Нельзя же всерьез принимать такую, например, аргументацию: «Золотой стандарт в той или иной форме давал нам удовлетворительную стабильность цен с 1792 по 1971 г., включая такие периоды, как Гражданская война и Великая депрессия,— почти всю историю Соединенных Штатов» [71, 07.09.1981, с. 71]. Как видим, главным аргументом в пользу возврата к использованию золота в валютно-денежных отношениях, как это обычно и случается с консерваторами, послужили воспоминания о «добрых старых временах», а изменившиеся условия воспроизводства при этом в расчет совершенно не принимались. Не случайно П. Самуэльсон в ответ на подобные рассуждения воскликнул: «Это древняя история. А как насчет свежих доводов?» [69, 13.10.1980, с. 54].

Впоследствии и сами конструкторы «рейганомики» заметно охладели к идее возврата к золотым деньгам. Президент Р. Рейган стал больше прислушиваться к голосам таких советников, как А. Гринспен и Дж. Шультц, которые не питали иллюзий по поводу возможности возврата к временам золотого стандарта.

В сентябре 1980 г. Сенат США обсуждал законопроект о восстановлении статуса доллара как резервной валюты, основанной на золоте. Тогда законопроект не прошел. Летом 1981 г. к этому плану вернулись вновь. При американском Конгрессе была создана специальная Комиссия по проблемам золота (U.S. Gold Commission), в задачу которой входило проанализировать все «за» и «против» восстановления золотого стандарта. В ее составе были семнадцать известных ученых-экономистов, бизнесменов и политических деятелей, такие, как секретарь Казначейства (министр финансов) Д. Риган, экономические советники президента М. Уайденбаум и Д. Джордан, конгрессмены Ч. Уайли и Г. Реусс. Фактически работу Комиссии возглавила А. Шварц, хотя формально ее председателем являлся Д. Риган. Комиссия начала свою работу 18 сентября 1981 г., но к первоначальному сроку, установленному на ноябрь того же года, не смогла прийти к окончательному решению. Новый срок завершения работы был перенесен на 31 марта 1982 г. Фактически решение приняли уже в феврале, и подготовка к назначенному сроку 700-страничного отчета о деятельности Комиссии в сущности ничего не добавила к тому, что уже было известно.

В ходе обсуждения проблемы выдвигались предложения: возврата к полному или частичному покрытию золотом эмиссии долларов; выпуска облигаций, обеспеченных золотом; установления параллельного обращения бумажных и золотых денег. Однако ни одно из этих предложений не было принято, поскольку большинством голосов (9 против 8) Комиссия решила, что возврат к какой-либо форме золотого стандарта не является эффективным способом борьбы с инфляцией ^[7]. В связи с этим Комиссия не советовала президенту предпринимать какие-либо шаги в сторону возврата к использованию желтого металла в денежном обращении, а ограничилась рекомендацией по вопросу практической организации продажи золота. При обсуждении этой рекомендации в Комиссии также возникли жаркие споры. Большинство склонялись к тому, что желтый металл следует продавать из государственных запасов путем чеканки золотых монет. Конгрессмен Ч. Уайли настаивал на чеканке медальонов, что должно было подчеркнуть немонетарный характер современной роли золота. Однако большинством голосов (12 против 3 при 2 отсутствующих) было принято компромиссное решение рекомендовать осуществление продаж золота путем возобновления чеканки двадцатидолларовых монет «дабл игл», которые, однако, не будут обладать правом законного платежного средства.

Впрочем, трезвомыслящие специалисты и не ожидали, что результатом работы Комиссии будут какие-то радикальные перемены в сфере денежного обращения. Не случайно на вопрос: «Каких результатов Вы ждете от работы Комиссии по золоту?» исполнительный вице-директор Юнион бэнк оф Суитзерлэнд Г. Хансельман ответил коротко: «Никаких».

И такое мнение не удивительно, поскольку проблема роли золота уже обсуждалась западными экспертами неоднократно. В июне 1980 г. на Всемирной банковской конференции в Сингапуре с докладом по этой проблеме выступал Р. Гай, директор лондонского банка Н. М. Ротшильд энд санз. В феврале 1982 г. Международная конференция по золоту была организована итальянским Банка национале дель лаворо. Осенью того же года этот вопрос поднимался на ежегодной сессии МВФ в Торонто. Здесь выяснилось, что даже ЮАР, крупнейший продавец желтого металла, не выступает за возврат к золотому стандарту в каком-либо прежнем виде, как сообщил министр финансов ЮАР. И это весьма знаменательный факт. Ведь, как заметил Р. Гут, исполнительный директор цюрихского Креди сюисс, «возврат к золотому стандарту сейчас напоминал бы попытку развернуть в обратном направлении автомобиль, несущийся со скоростью 150 миль в час» [71,26.10.1981, с. 61]. Конечно, подобное трюкачество не в новинку некоторым западным политикам, но все дело в том, что фактическая демонетизация желтого металла обусловливается не волей буржуазных законодателей, а действием объективных законов развития экономики.

В своем выступлении на Всемирной конференции по золоту в 1982 г. Г. Уоллич, член Правления ФРС США, заметил, говоря о возврате к золотому стандарту: «Я весьма сомневаюсь, что мы можем сделать это … даже если и можем, он не будет хорошо работать, а даже если и будет какое-то время работать хорошо, это не сможет продолжаться долго» [35, с. 264]. Не ограничившись этим утверждением, он довольно убедительно, с нашей точки зрения, объяснил причины столь скептического отношения к возможности ремонетизации желтого металла ([см.: 35, с. 265—269]. Впрочем, имеются, естественно, и другие точки зрения, но и они, мягко говоря, неоптимистичны. Так, Р. Купер, полагая, что технически ремонетизация все же осуществима, признает подобное развитие событий маловероятным по политическим соображениям [см.: 36, с. 256].

И это становится все более очевидным. Не случайно предложение бывшего министра финансов США Дж. Бейкера о косвенном использовании золота в валютно-денежных отношениях путем координации валютных курсов по индексу цен «товарной корзины», включающей среди трех десятков различных товаров и желтый металл, так и не вызвало интереса среди специалистов.

Рассматриваемые нами явления относятся к экономике развитого капитализма. Но развитый капитализм в чистом виде — это лишь абстракция. В реальности всегда существуют определенные остаточные от предшествующих социально-экономических систем явления, которые иногда мешают ясно видеть завершенность демонетизации золота. В развитых капиталистических странах тезаврация желтого металла осуществляется в основном элементами, не присущими монополистическому капитализму как таковому. И поэтому само явление тезаврации золота следует признать хотя и имеющим место, но не соответствующим природе современного капитализма. Как заметил один американский экономист (Г. Кофмэн), «золотое безумие — это вотум недоверия существующей финансовой и экономической системе». Эту же мысль высказал и известный эксперт по благородным металлам Ч. Стоул: «Они (мелкие тезавраторы.— А. Ш.) боятся полного развала экономики и чувствуют, что золото может понадобиться для покупки продовольствия у фермеров в случае всеобщего хаоса. Известный на Западе финансист Р. Руз, высказываясь за необходимость сохранения золота в резервах центральных банков в качестве «последнего актива», тоже обращал внимание на то, что подобные резервы являются своего рода «убежищем на случай развала системы».

В гипотетической ситуации развала экономической системы возврат к золоту как денежному товару и вправду мог бы произойти, но это ни в коем случае не будет свидетельствовать о том, что золото и в нынешних условиях является действительными деньгами. Больше того, можно представить даже такую ситуацию, когда человечество будет отброшено на более раннюю стадию развития производственных отношений. Вспомним, что восстановление разрушенной полпотовцами денежной системы Камбоджи началось с выпуска новых денежных знаков, причем 1 кампучийский риель по стоимости приравнивался к 1 килограмму риса. Вряд ли, однако, кто-нибудь решится всерьез утверждать, что рис может служить мерой стоимостей в современных условиях. А широкое распространение в этой стране впоследствии в качестве средства обращения и платежа золота лишь подтверждает правильность указанной К. Марксом логической последовательности процесса генезиса денег.

Проблема роли золота в международном платежном обороте до сих пор остается одной из сложнейших как в теории денежного обращения, так и на практике. Это объясняется, в частности, тем, что в вопросе о золоте как мировых деньгах находят свое отражение самые различные явления современного капиталистического мирового хозяйства: и нарастание противоречий между ведущими капиталистическими державами (США, странами Западной Европы и Японией), и постоянная экономическая неустойчивость, и, как следствие, нескончаемый инфляционный процесс в странах Запада, и накопление значительных «нефтедолларовых» капиталов в некоторых странах Ближнего Востока, и т. д. Указанные явления по-разному воздействуют на процесс демонетизации золота, и поэтому рассмотреть всю проблему, опираясь при этом лишь на отдельные факты, невозможно.

Отличие выполнения деньгами их подфункции, основанной на этом втором «определении денег», в международном обороте и внутреннем обращении заключается в том, что на мировой арене на первое место выдвигается роль денег как средства платежа, а не средства обращения (покупательного средства), на что обращал внимание еще К. Маркс ([см.: 1, с. 149]. И в современных условиях в международном обороте преобладает использование мировых денег как всеобщего платежного средства. Это обусловлено прежде всего бурным развитием международного кредита, которое требует самостоятельного анализа, и поэтому в настоящей работе нами не рассматривается.

Современные платежные средства

В современных условиях золото в качестве платежного средства оказалось вытеснено кредитными деньгами. Процесс этого вытеснения начался еще в первой половине нынешнего века, когда существовали различные урезанные формы золотого стандарта, и выразился в использовании для международных расчетов так называемых резервных валют — фунтов стерлингов, французских франков, американских долларов. Именно доллары США являются сейчас наиболее употребляемым средством платежа на мировом рынке (порядка 75 % всех платежей). А страны — члены Организации стран — экспортеров нефти (ОПЕК) получают в долларах более 90 % всех платежей за нефть. Однако использование доллара, а также других национальных валют в качестве платежных средств сильно дестабилизирует систему международных расчетов из-за различий в интересах мировой экономики и стран-эмитентов (так называемой «дилеммы Триффина»). Вот почему на современной стадии развития государственно-монополистического капитализма происходит постепенное, хотя и не ярко выраженное, усиление роли различных наднациональных органов регулирования сферы валютных отношений. Это находит, в частности, проявление в использовании расчетных единиц, эмитируемых наднациональными валютно-финансовыми институтами. Наиболее известная из них — «специальные права заимствования», называемые по английской аббревиатуре — СДР.

«Специальные права заимствования» — это искусственно созданные Международным валютным фондом резервные средства, используемые в системе международных платежей для регулирования сальдо платежных балансов, пополнения официальных резервов и расчетов с МВФ. При этом следует сразу подчеркнуть, что говорить об использовании СДР в качестве средства платежа можно лишь весьма условно. Система их использования заключается в том, что вся сумма СДР распределяется между странами — участницами Соглашения о СДР от 1969 г. (В ходе первого распределения СДР в 1970—1972 гг. было «выпущено» в оборот 9315 млн. СДР, в ходе второго, в 1979—1981 гг.,— еще 12,0 млрд. СДР.) Каждая страна вправе в пределах имеющихся у нее в наличии СДР приобретать валюту других стран. Такие операции бывают двух видов: «по назначению» и «по договоренности».

Операция «по назначению» заключается в том, что страна, испытывающая платежные затруднения, обращается в МВФ, который назначает для нее страну-кредитора (из числа стран, имеющих положительное сальдо платежного баланса и крупные валютные резервы). Последняя и должна будет в таком случае предоставить в обмен на СДР свою валюту в пределах двойной суммы своего кумулятивного лимита в СДР.

При операциях «по договоренности» обмен СДР на иностранную валюту происходит без вмешательства Фонда, путем взаимной договоренности между странами — участницами Соглашения. Этот вид операций с СДР применяется в основном в том случае, когда валюта страны — обладательницы «специальных прав» попадает в резервы других стран в результате ее скупки в ходе осуществления валютных интервенций. Тогда страна, валюта которой поддерживалась такими взаимными усилиями, выкупает ее из чужих государственных резервов в обмен на СДР.

Другим международным средством расчетов является ЭКЮ. Как и ее средневековая французская «тезка» (серебряная монета), ЭКЮ довольно широко используется в западноевропейских странах.

«Европейская валютная единица» (ЭКЮ — английская аббревиатура этого наименования: European Currency Unit) — условная расчетная единица, один из основных элементов Европейской валютной системы, действующей с 13 марта 1979 г. Ее участницами являются восемь стран — членов «Общего рынка». Греция, Испания и Португалия поэтапно присоединяются к ЕВС по мере реализации предусмотренных для этих стран программ постепенного подключения к структурам Европейского Экономического Сообщества. Что касается Великобритании, то она пока отказывается от подобного шага по целому ряду причин, среди которых доминируют, пожалуй, «особые отношения» с Соединенными Штатами Америки и … личное мнение премьер-министра М. Тэтчер, заявившей, что Лондон присоединится к ЕВС «в свое время».

Центральные банки стран — членов ЕВС обязаны покупать валюты партнеров в неограниченных размерах, если отклонения их курсов превысят дозволенные пределы колебаний. Эти пределы как раз и устанавливаются по отношению к ЭКЮ, которая первоначально была основана на корзине из тех же девяти валют, которые в свое время явились основой Европейской расчетной единицы (ЕРЕ): западногерманской марки, французского франка, британского фунта стерлингов, голландского гульдена, итальянской лиры, бельгийского франка, ирландского фунта, датской кроны и люксембургского франка. С 1984 г. в корзину ЭКЮ входит и греческая драхма. Удельный вес этих валют в корзине время от времени пересматривается. В момент создания ЭКЮ была приравнена по стоимости к СДР (базирующейся ныне лишь на пяти основных валютах), но постепенно это равенство нарушилось ввиду различного состава их корзин.

Как известно, Испания и Португалия, вступив в «Общий рынок», воздержались на время переходного периода от присоединения к механизму валютной стабилизации. Было принято решение, что их валюты войдут в корзину ЭКЮ лишь после сентября 1989 г., придав ей следующий вид (табл. 3).

Предел колебаний курсов по отношению к ЭКЮ был установлен в размере ±2,25 % от взаимных центральных курсов для семи валют и ±6 % —для восьмой, итальянской лиры. Показателем, сигнализирующим о» «ненормальности» состояния валютного курса, служит так называемый «порог отклонения», исчисляемый последующей формуле ^[13]:

где УВ — удельный вес валюты в корзине ЭКЮ.

При достижении курсом той или иной валюты этого порога банки обязаны принять меры по его стабилизации. Такие фиксированные внутри ЕВС соотношения получили наименование «кросс-курсов».

Первоначальная эмиссия ЭКЮ была осуществлена яа основе депозитов, имевшихся в Европейском фонде валютного сотрудничества (ЕФВС), а также части золотых и долларовых резервов стран — участниц ЕВС (по 20 % каждого из видов резервов). Эти вклады представляют собой трехмесячные ссуды, т. е. страны — участницы ЕВС по существу обменяли на ЭКЮ пятую часть своих запасов желтого металла и долларов. При этом депонированное в ЕФВС золото было оценено по средней рыночной цене (пересчитанной на ЭКЮ) за последние 6 месяцев (но не большей, чем рыночная цена в предпоследний рабочий день этого периода), а вклады в долларах пересчитывались на ЭКЮ исходя из рыночного курса доллара, зафиксированного за два рабочих дня до даты пересчета.

Таким образом, количество выпускаемых в обращение ЭКЮ зависит от четырех факторов: 1) цены золота; 2) курса доллара США; 3) относительной величины золота и долларов в резервах стран, входящих в ЕВС; 4) доли золото-долларовых резервов, используемых в качестве фонда обеспечения эмиссии. Обращает на себя внимание то, что первые два фактора находятся вне прямой компетенции ЕВС, а определяются рыночной конъюнктурой; третий фактор зависит от политических и экономических предпочтений отдельных стран и лишь четвертый непосредственно связан с совместными решениями стран, входящих в Европейскую валютную систему.

ЭКЮ является не только эталоном стоимости валют и «индикатором» отклонений валютных курсов, но также служит средством расчетов между валютными органами и счетной единицей в интервенционных операциях и межгосударственных кредитах. Кредиты в ЭКЮ предоставляются не ЕФВС, а самими странами — участницами ЕВС и подразделяются на следующие виды.

1. Краткосрочные ссуды, срок которых истекает через 45 дней после конца месяца, в котором осуществлялась валютная интервенция. Эти ссуды используются в целях стабилизации курса валют. Погашение задолженности по ссуде производится в первую очередь в валюте страны-кредитора. Затем можно использовать активное сальдо по расчетам в ЭКЮ в ЕФВС (правда, банк-кредитор имеет право не принимать ЭКЮ в размерах, превышающих половину его наличного фонда). Наконец, могут быть использованы и прочие резервы международных ликвидных средств, за исключением золота.
2. Краткосрочные валютные поддержки, представляющие собой 3-месячные кредиты, которые в отдельных случаях могут пролонгироваться и до 9 месяцев. При этом каждой стране устанавливаются определенные лимиты: квота задолженности и квота кредитора (последняя в два раза превышает квоту задолженности). Однако допускается и расширение квот (rallonge).
3. Среднесрочная финансовая помощь, оказываемая на срок от 2 до 5 лет при условии проведения мер по стабилизации валюты, утвержденных Советом Министров ЕЭС (контроль за их использованием осуществляют Европейская комиссия и Валютный комитет ЕЭС). Для этого вида кредита каждой стране также устанавливаются квоты кредиторов, однако квоты по задолженности не предусматриваются.

Таким образом, рассмотрев систему использования «европейской валютной единицы», мы не видим оснований согласиться с утверждением о том, что ЭКЮ является валютной единицей, базирующейся на золоте, связанной с золотом. Мы убедились, что не существует никаких серьезных оснований заявлять, будто золото практически служит обеспечением ЭКЮ.

Да, конечно, сумма первоначальной эмиссии ЭКЮ находилась в определенной зависимости от величины депонированного золота. Но можно ли сказать, что ЭКЮ представляет в обращении какое-то определенное, конкретное количество желтого металла? Вряд ли. Ведь определяющее значение имело не его количество, а его цена. Причем одинаковые весовые количества золота могли представлять различные стоимостные величины. Таким образом, оказывается, что ЭКЮ основана в конечном счете на кредитных деньгах, в которых и устанавливается цена на рынках золота. Более того, на величине массы имеющихся в обращении ЭКЮ дальнейшие изменения цены золота не отражаются. Золото и не призвано служить обеспечением ЭКЮ в обычном смысле. Это явствует даже из того, что не только ЭКЮ не размениваются на желтый металл, но и само золото не принимается в погашение ссуд, предоставляемых в рамках Европейской валютной системы.

И естественно, что ситуация нисколько не изменилась после приуроченного к 30-летию «Общего рынка» выпуска в 1987 г. полуунциевой золотой монеты в 50 ЭКЮ, осуществленного Бельгией (где расположена штаб-квартира ЕЭС). Новинка вместе с одновременно выпущенными серебряными монетами просто пополнила собой ряд «слитковых» монет, уже знакомый читателю.

В настоящее время на мировом рынке золото не употребляется ни только как платежное, но и как покупательное средство. Ни одна страна не приобретает импортные товары непосредственно на золото (хотя выражение «куплено на золото» до сих пор остается весьма распространенным журналистским штампом), поскольку стоимость товаров не выражается в каком-либо эквивалентном весе желтого металла. Следовательно, он и не может служить меновым эквивалентом. Прежде чем приобрести товары заграничного производства, страна, обладающая золотом и желающая воспользоваться его запасами для оплаты своих закупок, должна предварительно просто продать его на специализированном рынке, подобно любому другому товару, а затем уже воспользоваться полученной валютной выручкой для приобретения необходимых товаров у совершенно иных контрагентов.

Переходя к третьей подфункции мировых денег, обратимся в первую очередь к вопросу: можно ли отождествлять любые государственные резервы с накоплением абсолютного богатства? Решение этого вопроса кажется нам необходимым в связи с тем, что золото продолжает оставаться важным компонентом государственных резервов капиталистических стран и различных валютно-финансовых институтов, несмотря на утрату им всех денежных функций.

Являются ли золотые запасы регуляторами денежного обращения?

И все-таки, пока золото остается в составе официальных резервов центральных банков и прочих валютных органов, закономерна постановка вопроса: какую роль в денежном обращении оно играет? Можно ли считать, что золотые запасы в современных условиях все еще остаются регуляторами денежного обращения?

Факты дают основание утверждать, что это не так. Во всяком случае, золотом явно утрачена возможность того особого влияния, которым оно обладало прежде. В подтверждение сказанного можно напомнить хотя бы валютный кризис в 1968—1969 гг. во Франции. Значительные золотые запасы Банка Франции и частные тезаврационные накопления, составлявшие вместе от 6 до 8 тыс. т, или 8—10 % всего «монетарного» и тезаврированного золота, не смогли предотвратить девальвации франка. Механизм сокровищ бездействовал. Аналогичная ситуация наблюдалась и в Соединенных Штатах Америки.

Несмотря на то, что США являются обладателями крупнейшего в капиталистическом мире запаса золота, «сокровища Форт-Нокса» не в силах были даже приостановить процесс обесценения американской валюты, хотя вашингтонская администрация возлагала на них большие надежды. 20 апреля 1978 г. было объявлено о продаже 1,8 млн. тройских унций золота из государственных запасов США на шести ежемесячных аукционах (по 300 тыс. унций на каждом). Это решение и первый аукцион, проведенный 23 мая того же года, оказали некоторое стабилизирующее влияние на положение американского доллара. Однако, уже начиная со второго аукциона, влияние «золотой интервенции» заметно снизилось. К моменту завершения намеченной продажи золота курс доллара по отношению ко всем важнейшим капиталистическим валютам упал еще ниже. Как видно из табл. 4, на конечных этапах широко разрекламированной программы продажи части официальных золотых запасов США курс доллара не только не повышался, но постоянно падал. Причем иногда он понижался не только в долговременном аспекте, но и непосредственно по сравнению с днем проведения аукциона. Так, после аукциона 20 сентября, на котором золото продавалось по средней цене 212,76 долл. за унцию (на первом аукционе цена составляла 180,38 долл.), курс американской валюты упал 22 сентября в сравнении с днем аукциона: по отношению к голландскому гульдену с 2,128 до 2,127; к марке ФРГ — с 1,963 до 1,954; к швейцарскому франку — с 1,539 до 1,524 и т. д.

И хотя правительство США приняло решение продолжить продажу золота, увеличив количество ежемесячно продаваемого металла сначала до 750 тыс. тройских унций, а затем и до 1,5 млн. унций, это не смогло стабилизировать валютный рынок. Тщетными оказались подобные попытки также со стороны других стран и МВФ. Вместе с тем нельзя сказать, что золото вообще не имеет никакой связи с современной кредитно-денежной системой. Мы имеем в виду способность золота, как и всякой другой «омертвевшей» стоимости, служить в качестве обеспечения ссуд.

Один из западных экономистов, директор швейцарского Юнион бэнк оф Суитзерлэнд М. Гэл заметил, что всякая ремонетизация золота могла бы приобрести единственно форму обеспечения под ссуду. Однако и такая «ремонетизация» до сих пор не получила сколько-нибудь широкого распространения ^[15].], особенно на внутренних рынках. Отмечались, правда, случаи подобного использования желтого металла в международных отношениях. Так, в июне 1974 г. «группа десяти» МВФ допустила возможность получения международных кредитов под залог официальных золотых запасов. В сентябре того же года ФРГ предоставила ссуду Италии в размере 2 млрд. долл. В соответствии с достигнутым соглашением Банк Италии «заморозил» 20 % своего золотого запаса (515 т) в качестве залога под ссуду. Кредит был выдан сроком на полгода с возможностью троекратного возобновления общим сроком до 2 лет. В случае непогашения ссуды в установленный срок Немецкий федеральный банк имел право потребовать депонированное золото (рыночная цена которого превышала 2,5 млрд. долл.).

Позже на аналогичных условиях Банк международных расчетов предоставил кредит Португалии. Известны случаи получения на еврорынке подобных ссуд Уругваем, а также ЮАР (на условиях «своп», т. е. с заранее взятым обязательством выкупа золота). Использование золота как залога под ссуду противоречит его функциям как денежного товара. Ведь если исходить из предпосылки сохранения за желтым металлом свойства всеобщего эквивалента, то совершенно непонятно, почему, собственно говоря, золото вынуждено выступать в роли всего лишь опосредствующего звена. Залог золота по существу не отличается от залога при получении ссуды под любые другие товарно-материальные ценности, например под залог недвижимости. Такое положение ни в коем случае не могло возникнуть, если бы золото по-прежнему оставалось денежным товаром. Золото, даже находясь в составе официальных резервов, представляет собой не вышедшие из обращения деньги, а всего лишь накопленный товар, обладающий свойством в течение длительного времени сберегать свою стоимость. И факт его хранения в подвалах банков еще ничего не говорит о его денежной природе, равно как наличие там запасов серйбра по истечении столетия после его демонетизации нельзя истолковать в качестве возврата серебру денежных функций.

Ничего не говорит о денежных функциях золота и постоянный рост его цены. Вряд ли можно согласиться с мнением американского эксперта А. Шарона, заявившего, что если бы существовал единый мировой банк, выпускавший мировую валюту, то цена золота упала бы до 20 долл. за унцию. Ведь цена золота отражает не только его связь с валютными курсами. Золото — это прежде всего товар, обладающий определенной стоимостью, овеществленным в нем человеческим трудом. И рост цены золота обусловлен в значительной степени теми же факторами, что и рост цен на многие другие товары. Достаточно обратить внимание, что столь же бурный рост цен наблюдался на нефть (за период 1971 — 1977 гг.— на 550 %), медь (75 %, а только за 1974 г. —240%), олово (120%)… В целом индекс цен сырья, по данным «Файнэншл тайме», на конец 1977 г. составил 240% по отношению к концу 1972 г. Для золота, а также серебра он равнялся, в частности, 210%. Как видим, и данные о росте товарных цен не дают оснований рассматривать рост цен на золото как нечто из ряда вон выходящее и обусловленное его особенностями как якобы денежного товара.

Совершенно очевидно, что за золотом охотятся, как за редкой ценностью, которая именно в силу своей редкости не имеет более какой-либо постоянной цены. Его цена теперь не изменяется в обратной зависимости от изменения курса вызывающих недоверие валют, так же как и цены на другие редкие металлы. Не случайно П. Волькер,в то время президент Федерального резервного управления США, заявил: «Это свойство золота вызывать бурные страсти делает его еще менее пригодным в качестве стабилизирующего элемента для международной валютной системы» [62, 04.01.1980, с. 10]. Вслед за сферой внутреннего обращения денег и в сфере валютных отношений золото уступает роль регулятора денежного обращения, в частности величины валютных курсов, различным элементам кредита (прежде всего величине процентных ставок).

В чем же смысл золотых сокровищ?

Отсутствие связи золота с процессами денежного обращения позволяет сделать вывод о том, что золото находится в активах центральных банков именно как сокровище, а не как резерв денег. Сокровища же являются понятием, деформирующим экономическую роль денег. «Хорошие» деньги должны выполнять функцию резервного актива, а не сокровища. Образование сокровищ в условиях золотого обращения извлекает деньги из оборота. Образование же резервов есть что-то иное, чем накопление золота. Резерв носит неустойчивый и потребительный характер. Сокровищу же присущи «замороженность», незначительная изменчивость и ничтожная потребительная роль. Является ли в таком случае золото и в наше время воплощением материального богатства вообще?

В капиталистическом мире значительное количество золота тезаврируется как раз слаборазвитыми в экономическом отношении странами. Например, в Индии согласно пятитысячелетней традиции отец должен дотронуться до новорожденного ребенка предметом, сделанным из золота, а умершему та же традиция предписывает вложить в рот хотя бы небольшой кусочек желтого металла. Золото здесь считается синонимом зажиточности, и потому, например, новобрачную в Индии не просто украшают золотыми изделиями, но даже на лицо наклеивают кружок благородного металла. Конечно, в подобных нарядах не ходят ежедневно, да и на свадьбе не всякую невесту обливают золотым дождем, но традиция все же делает свое дело. Вероятно, в этом и кроется одна из основных причин шокирующего парадокса, заключающегося в том, что в одной из наименее развитых в экономическом отношении стран мира сосредоточены, может быть, крупнейшие запасы золота. Не государственные, составляющие около 220 т, а частные, тезаврационные, оцениваемые экспертами в 10 тыс. т. Причем это золото очень высокой пробы, в основном в 22 и даже 24 карата (т. е. 916-й и 1000-й проб). Такой металл мягок и сделанные из него украшения легко деформируются. Богатых индийских женщин это, однако, не огорчает. Они просто отдают украшения ювелиру для переделки на новый манер, тем более что человеческий труд здесь гораздо дешевле обрабатываемого металла.

За тысячи лет люди в Индии привыкли обменивать все достояние своей жизни на золото. И хотя здесь издано постановление, обязывающее сдавать государству золото, если его имеется свыше 4 кг, предписание это практически не выполняется. В связи с таким повышенным спросом цена на золото в этой стране выше, чем на мировом рынке, тем более что поставки в основном осуществляются контрабандным путем из Дюбаи.

Издревле принято накапливать золото и в странах Ближнего Востока. Правда, Коран запрещает женщине ношение золота, но не препятствует его оседанию в любых количествах у мужчин. У некоторых народов, наоборот, существует обычай, согласно которому при разводе жена может забрать с собой только то, что надето на ней. Естественно, это весьма способствует спросу со стороны прекрасной половины населения на изделия из желтого металла.

И вот в наше время подобный архаический спрос оказывает не последнее влияние на повышение цен на рынках Лондона и Цюриха. Он не только вызывает цепную реакцию тезаврации в развитых капиталистических странах, но и раздувает бури на валютных биржах, где время от времени возникают слухи о том, что нефтедобывающие страны хотят заменить доллар в функции расчетной единицы за нефть золотом. Главе Валютного агентства Саудовской Аравии (центрального банка страны) А. Абдуллатифу пришлось даже специально успокаивать своих западных партнеров, заявляя, что золото не играет никакой роли в инвестиционном портфеле его страны, а в портфелях других стран — членов ОПЕК его роль второстепенна. Правда, эти заверения не рассеяли всех опасений. Впрочем, в связи с секретностью подобных операций, осуществляемых обычно через целую цепочку посредников, точно утверждать что-либо вряд ли возможно. Поэтому если одни эксперты (Дж. Синклер из США) утверждают, что спрос на золото во время «золотой лихорадки» начала 80-х годов исходил в основном именно из нефтедобывающих стран, то другие (Х.-И. Шрайбер из ФРГ) считают, что «нефтяные шейхи» как раз приобретали сравнительно мало желтого металла. Здесь уместно упомянуть о том, что подобный спрос, если он действительно имел место, связан не столько с процессом обращения денег, сколько с тем, что золото стало важной частью, существенным элементом «рециклирования нефтедолларов». Ведь, с одной стороны, инфляция поглощала значительную долю валютных накоплений стран —членов ОПЕК, а с другой — увеличение стоимости золотых запасов развитых капиталистических стран за счет роста цены металла позволяло полностью компенсировать убытки от возрастающих затрат по импорту нефти, как это видно на рис. 3.

Рис. 3. Компенсация убытков от возрастающих затрат на импорт нефти за счет роста цены на золото в 1979—1980 гг. (с 200 до 650 долл. за унцию)

Источник [58, 11.01.1980, с. 83].

Однако, как бы там ни было, запасы золота в восточных странах довольно велики. Но можно ли на этом основании признать, скажем, Индию или страны Ближнего Востока богатейшими странами капиталистического мира? Вряд ли. Да никто таких попыток, вроде бы, и не делает. А вместе с тем это вполне логичный вывод из утверждения о том, что золото и в современных условиях является денежным товаром.

По нашему мнению, золото, хотя и символизирует в определенной степени общественное богатство, но уже утратило монополию на эту функцию. Золото символизирует богатство не само по себе (иначе почему бы Италия или Португалия нуждалась в ссудах, имея золото?), а лишь косвенно, посредством связи с кредитными деньгами, за которые оно продается.

К. Маркс отмечал, что «как материальный представитель всеобщего богатства, деньги реализуются лишь благодаря тому, что снова бросаются в обращение и исчезают при обмене на отдельные особенные виды богатства» [4, с. 179]. Поскольку в современных условиях золото уже не «бросается» в обращение, можно сделать вывод, что и само оно превратилось, а вернее, снова стало особенным видом богатства. Богатство нации определяется развитием ее производительных сил. А поскольку современное капиталистическое производство основано на кредите, то и деньгами, представляющими общественную материализацию богатства вообще, являются кредитные деньги.

«Качество всеобщего эквивалента, исторически закрепившись за золотом,— утверждал Я. А. Кронрод,— необходимо породило и нерасторжимо сочеталось с другим его (золота как эквивалента) качеством — бытием абстрактного богатства» [25, с. 44]. Что ж, в таком случае логично признать, что, поскольку золото перестало быть всеобщим эквивалентом (и меновым, и стоимостным), оно больше не является и воплощением абстрактного богатства наций.

Перестав выполнять функцию мировых денег, золото уступило эту роль кредитным деньгам в форме ведущих капиталистических валют. Однако нельзя считать, что этим завершается очередной эволюционный виток. Если на внутренних рынках рассматриваемый нами этап развития денег уже, видимо, завершился (что, конечно, не означает завершения всего процесса развития), то на международном уровне пока можно говорить лишь о завершении демонетизации золота. Что касается преемника золота в функции мировых денег, то окончательное становление новой формы кредитных денег, способных выполнять эту функцию в соответствии с объективными требованиями современной экономики, еще не завершилось.

Как уже говорилось выше, мировыми деньгами, адекватными условиям современного капитализма, являются деньги, наднациональные по своей природе. Это ни в коем случае не означает, что ими могут или тем более должны быть знаки, эмитируемые каким-либо органом управления и планомерной организации хозяйственной жизни капиталистического мира (этаким «суперимпериалистическим правительством»). Мировые деньги в любом случае останутся элементом рыночной экономики, и, следовательно, генезис их. новой, современной формы должен являться всего лишь элементом более сложного процесса — процесса интеграции хозяйственной жизни.

В настоящее время наиболее отчетливо этот процесс наблюдается в западноевропейском сегменте рынка, где уже существует и прообраз новой формы мировых денег — экю.

Споры по тем или иным вопросам, связанным с ЭКЮ, не прекращаются, несмотря на то что прошло уже более десяти лет с момента создания этой валютной единицы. Вся эта, в значительной степени, чисто теоретическая дискуссия была резко переведена в практическое русло как раз в день десятилетнего юбилея Европейской валютной системы—13 марта 1989 г. Именно в этот день было объявлено об окончании работы комиссии Ж. Делора, составлявшей проект экономического и валютного союза внутри ЕЭС.

Проект предусматривает создание валютного союза в три стадии. На первой стадии, начавшейся 1 июля 1990 г., предполагается обеспечить более тесную экономическую интеграцию. В частности, валюты всех стран Сообщества должны быть полностью включены в механизм ЕВС (в начале 1990 г. лишь одна страна —член Сообщества — Великобритания принципиально воздерживалась от полного участия в ЕВС, хотя рост инфляции и перспективы создания Германского валютного союза, объединяющего ФРГ и ГДР, заставили М. Тэтчер быть менее непримиримой в обсуждении вопроса о перспективе вхождения Великобритании в ЕВС). Должен быть также повышен статус руководителей центральных банков, которые получат официальное право вносить свои предложения непосредственно в Совет Министров ЕВС. На этой же стадии ожидается и создание Европейского резервного фонда, служащего своеобразным промежуточным пунктом на пути к Европейской системе центральных банков (ЕСЦБ).

На второй стадии, названной «переходным периодом», возрастет роль коллективных решений, но окончательно важнейшие экономические вопросы будут решаться все-таки совместно с компетентными властями стран — членов ЕЭС. Совет Сообщества будет издавать правила по финансированию бюджетных дефицитов, хотя они и не будут еще обязательны к исполнению для национальных правительств. Наконец, ЕСЦБ пополнит собой ряды специальных органов ЕЭС; пересмотр курсовых соотношений между валютами стран Сообщества будет применяться лишь в крайних случаях.

После этого можно будет окончательно зафиксировать указанные валютные курсы, а также взяться за практическое решение вопроса о единой валюте. Это и будет означать переход к третьей, заключительной стадии процесса. Совет Сообщества обретет полномочия, позволяющие ему полностью исключить бюджетные дефициты, угрожающие нарушить экономическую стабильность, а ЕСЦБ получит в свое распоряжение золото-валютные резервы ЕВС и право осуществления, в необходимых случаях, интервенций в валютах третьих стран 1[63, 10.07.1989, с. 10].

Никакие конкретные сроки для второй и третьей стадий весьма предусмотрительно, что подтвердили последующие события, не устанавливались. Но по оценкам экспертов первая стадия должна продлиться 6 — 7 лет (т. е. приблизительно до 1997 г.), после чего вторая стадия должна довольно быстро перейти в третью (видимо, к началу следующего тысячелетия).

С момента опубликования этот проект уже неоднократно обсуждался на самых разных, в том числе и самых высоких, уровнях. И это вполне естественно, поскольку идея создания единой валюты для стран ЕЭС заставляет задавать множество острых вопросов. Прежде всего они касаются характера взаимоотношений будущего Европейского центрального банка — эмитента таких денег с политическими властями. Особый интерес привлекает проблема отношений новой валюты с ее национальными аналогами: будет ли в странах Сообщества существовать параллельное денежное обращение или «западноевропейская валюта» полностью вытеснит своих предшественниц?

Правда, после Мадридского совещания глав государств и правительств стран — членов ЕЭС, состоявшегося в июне 1989 г., Ж. Делор заявил, что именно проект его комиссии наиболее полно учитывает все возможные варианты, поскольку к работе в ней привлекались представители совершенно разных точек зрения — «от неокейнсианца до айятоллы монетаризма». Тем не менее окончательное мнение о перспективе создания валютного союза в ЕЭС до сих пор не сформировалось.

Как бы то ни было, мы полагаем, что сама идея валютной интеграции логично вытекает из закономерностей эволюции денег как таковых. Вполне возможно, что процесс развития западноевропейской валютной интеграции и не завершится созданием новой формы мировых денег, соответствующих современным условиям. Однако данная тенденция неумолимо будет проявляться в разных секторах мирового хозяйства и в конце концов приведет к указанному результату.