Основа
[В 1920-е гг. Н. И. Бухарин уделял большое внимание пропаганде ленинского теоретического наследия. В 1925—1929 гг. он ежегодно выступал с речами и газетными публикациями, приуроченными к дате смерти В. И. Ленина — 21 января. В настоящем сборнике печатается по: «Правда».— 1927.— 21 янв.]
революционного марксизма есть материалистическая революционная диалектика, одним из основных требований которой является требование рассматривать каждую историческую полосу развития человеческого общества в ее конкретных особенностях, в ее специфических чертах. Эти особые, отличительные, характерные только для данной исторической полосы черты и составляют так называемую сущность эпохи, или, выражаясь ходовым, вульгарно-идеалистическим языком, ее «дух». Марксизм потому и является непревзойденным научным построением, что он не есть «догма», т. е. застывшая сводка готовых положений и готовых рецептов, для которых не писаны законы движения, развития, переворота, радикального, коренного, иногда катастрофического изменения хода мировой истории. Марксизм есть метод живого познания, которое прежде всего учитывает именно эти изменения: он есть наиболее чуткий познавательный инструмент. Анализ конкретного является поэтому непременнейшей предпосылкой всякого марксистского обобщения, которому органически чужда и глубоко враждебна игра в высосанные из пальца «определения», «дефиниции», безжизненные «классификации», «схемы» и т. д., чем наполнены груды томов представителей буржуазной науки. Это вовсе не значит, что марксизм чурается обобщений. Наоборот, он представляет собой наивысшее воплощение обобщающей научной мысли. Но его обобщение — это не безжизненные «пустые» абстракции, а сгусток жизни, самый «сок» исторического процесса.

Сам капитализм, как особая форма движущегося человеческого общества, был понят, теоретически «схвачен» марксизмом. Теперь о «капитализме» говорят буквально все, и его сторонники, и его противники. Но не нужно забывать, что было время, когда представители буржуазной науки издевались над термином «капитализм», над понятием классов и т. д. И только ход исторического развития, подтвердивший целиком марксово учение, «вдолбил диалектику» в очень основательное количество даже буржуазных «черепов».

Империализм как особая форма капитализма, до чрезвычайности обострившая все внутренние противоречия капиталистического способа производства, точно так же получил свое объяснение у марксистов. И ленинизм был тем обогащенным, получившим свое дальнейшее развитие марксизмом, который теоретически «схватил» особые, специфические черты империалистического капитализма, черты, доводящие капиталистические противоречия до наибольшей напряженности, черты, которые гонят исторический процесс к катастрофам, откуда рождается новый общественный уклад. Характерно то, что не-ленинцы, подходившие к оценке империализма, как особой полосы развития, остановились на полдороге, а затем опрометью пустились бежать назад. Так, например, Гильфердинг
[Гильфердинг (Hilferding) Рудольф (1877—1941) — один из лидеров австрийской и германской социал-демократии и II Интернационала, теоретик австромарксизма — оппортунистического направления в рабочем движении. После первой мировой войны выступал с позиций ревизии марксизма. В 20-е гг.— министр финансов в Веймарской республике. В своем основном труде — «Финансовый капитал» (1910, русский перевод 1912) — одним из первых обратился к анализу империализма с научных позиций. В. И. Ленин, подвергнув критическому разбору данное исследование, отметил вместе с тем его несомненную ценность (Полн. собр. соч.— Т. 27.— С. 309).]
, кончавший свой «Финансовый Капитал» предсказанием «гигантского столкновения», в котором «диктатура финансового капитала превращается в диктатуру пролетариата», в короткий срок стал проповедником Лиги Наций
[Лига Нации — международная межправительственная организация, возникшая в соответствии с решениями Версальского мирного договора (1919) и действовавшая в период между первой и второй мировыми войнами. Основной ее целью статут (устав) провозглашал «развитие сотрудничества между народами и гарантию их мира и безопасности», что, однако, не препятствовало входившим в нее государствам участвовать в интервенции против нашей страны. В рамках Лиги Наций в 20-е гг. было начато международное обсуждение проблем разоружения. Для принятия СССР в Лигу Наций вплоть до 1934 г. создавались препятствия. Ее деятельность фактически прекратилась с началом второй мировой войны, формально же Лита Наций была ликвидирована в 1946 г. в связи с созданием Организации Объединенных Наций.]
, бегущим, как от чумы, от диктатуры пролетариата.

То, что мелькало во сне далеком,
Воплощено, в дыму и в гуле…
Что ж вы коситесь неверным оком
В лесу испуганной косули?
Что ж не спешите вы в вихрь событий
Упиться бурей, грозно странной?
И что ж в былое с тоской глядите,
Как в некий край обетованный?

Так писал, обращаясь к интеллигентам, один из крупнейших русских поэтов, Валерий Брюсов
[Брюсов В. Я. (1873—1924)—поэт, писатель, основоположник русского символизма. Безоговорочно принял Октябрьскую социалистическую революцию, работал в Наркомпросе, Госиздате и др. организациях. Организовал в 1921 г. Высший литературно-художественный институт, впоследствии названный его именем. Цитируется отрывок из стихотворения «Товарищам интеллигентам. Инвектива» (1919) (Брюсов В. Я. Сочинения: В 2 т. — М., 1987.—Т. 1.—С. 395-396).]
. Увы! Полумарксистские интеллигенты обнаружили не только свойства «в лесу испуганной косули», но превратились в прямых предателей великого класса, который ввязался в небывалый исторический бой. И только ленинизм поставил — и теоретически и практически — вопрос о переходе империализма в диктатуру пролетариата, вопрос о «перерастании» эпохи монополистического капитализма в эпоху социалистических революций.

Но история нашего времени провела уже дальнейшую борозду. Она привела к рождению пролетарской диктатуры в огромной стране, к упрочнению этой диктатуры, к процессу «положительного» социалистического строительства. Пожалуй, не было еще в истории большего рубежа, чем тот исторический рубеж, который отмечен октябрьскими баррикадами 1917 года. Если этот исключительней шей исторической важности факт изменил в значительной степени всю международную обстановку, разрушив принципиальное единство мирового хозяйства, как капиталистического мирового хозяйства, то, с другой стороны, он поставил перед марксизмом в упор задачу, которой практически марксизм не знал и о которой теоретически он мог высказываться лишь в самых общих формулировках. На отдельном — но все же очень большом — фронте всемирно-исторического развития началась новая полоса, этого развития, полоса, коренным образом, в самых своих основах, в самых глубинах своего «существа», отличная от предыдущих фаз развития. Опыт ЭТОЙ полосы в его марксистской обработке составляет самую оригинальную черту ленинизма, самое НОВОЕ, что дал ленинизм для обогащения и развития марксистской мысли и марксистской практической деятельности.

Революционный марксизм в период капиталистического развития есть теория переворота. Это — разрушительная, «деструктивная» теория с головы до ног. И этот ее характер вытекает из самого существа, из самых характерных черт капиталистического развития.

Капиталистическое общество есть «единство противоположностей». Оно, как и всякое общество, есть «единство», есть некое целое, все части которого зависят друг от друга, обусловлены одна другой, развиваются в зависимости друг от друга не могут существовать вне этой зависимости. Но капиталистическое общество полно кричащих противоречий: оно есть не просто «единство», оно есть «единство противоположностей». Оно есть общество классовое, где основным антагонизмом является антагонизм между пролетариатом и буржуазией. И характер развития этого общества совершенно особый: его развитие есть, в основе своей, расширение и углубление этих противоречий. Если говорить о «генеральной линии общественного развития», то это есть линия «расширенного воспроизводства капиталистических противоречий», и, прежде всего, это есть линия расширения и углубления классовой борьбы. До каких пределов? До каких границ? До того, пока эти противоречия не расколют общество, не нарушат его единства. А нарушение этого единства, т. е. разрушение старого общества, и есть революция.

В «Теориях прибавочной стоимости» Маркс писал, что апология (оправдание) капиталистического строя в основе своей сводится к тому, что буржуазные учения держатся, при анализе капиталистического общества, за момент единства, т. е. недооценивают — и не могут поступить иначе — момента противоположностей. Практический их интерес состоит в том, чтобы замазывать, затушевывать всеми средствами классовую борьбу. Теоретическая их мысль послушно следует за этим «практическим разумом». Вот почему все без исключения теоретические построения буржуазии, касающиеся общественного развития, а эти революционны: такова, например, «органическая школа» в социологии
[«Органическая школа» в социологии — направление в буржуазной социологии конца XIX — начала XX в., отождествлявшее общество с организмом и пытавшееся объяснить социальную жизнь биологическими закономерностями. Ее представители П. Ф. Лилиенфельд (Россия), А. Шеффле (Германия), Р. Вормс, А. Эспинас (Франция). Концепция «органической школы» была известным шагом вперед в развитии социологии, однако в целом она была ненаучной. Общественное развитие, с точки зрения сторонников «органической школы», должно происходить путем эволюции, что на практике приводило к апологии капитализма.]
, такова вся буржуазная политическая экономия (ср., напр., «Экономические гармонии» Бастиа
[Бастиа (Bastiat) Фредерик (1801—1850) — французский буржуазный экономист, представитель экономического либерализма первой половины XIX в. Один из авторов антинаучной теории гармонии интересов труда и капитала, изложенной в работе «Экономические гармонии» (1849, русский перевод 1896). Сущность экономической гармонии Бастиа видел в обмене, который он рассматривал как обмен услугами, которые оказывают друг другу капиталисты и рабочие, и на этом основании отрицал объективное содержание стоимости, создаваемой в процессе производства товаров. К. Маркс охарактеризовал его как «самого пошлого, а потому и самого удачливого представителя вульгарно-экономической апологетики» (Маркс К., Энгельс Ф: Соч.—2-е изд.— Т. 23.—С. 18).]
или австрийскую школу, или англо-американцев и т. д.). Наоборот, для марксизма характерно именно то, что теоретическое ударение он делает на противоречиях, на «противоположности». Практический интерес пролетариата состоит в преодолении капитализма через углубление и обострение классовой борьбы. При этом пролетариат опирается на действительный, объективный ход развития. Поэтому марксизм, будучи революционным учением, верно отражает объективные тенденции исторического процесса, т. е. является теорией, «соответствующей действительности».

Если марксизм утверждает, что капиталистическое общество идет неизбежно к краху, то немудрено, что обобщающие практические лозунги идут по линии обострения классовой борьбы и находят свое завершение в лозунге гражданской войны. Для революционного марксизма нет здесь ничего более отвратительного, чем «сотрудничество классов», «гражданский мир», «смягчение борьбы между трудом и капиталом», «промышленный мир» и т. п., вздор, которым господа реформисты пускают пыль в глаза просыпающемуся пролетариату. Самые реформы используются марксистами для революции, как опорные пункты для новой борьбы. Ориентация — на обострение противоположностей, на разрыв общественного «единства», на раскол общества, на революцию, которая становится исходным пунктом нового «единства», т. е. нового общественно-исторического уклада.

Но вот создана и укреплена основная предпосылка для развития на новых путях, и нужно теперь познать эти пути, эту полосу развития, в ее своеобразии. Сколько ошибок, сколько важных шагов, сколько фальшивых теоретических «положений» было сделано, потому, что люди не понимали этого своеобразия!

Общество эпохи пролетарской диктатуры, или общество строящегося социализма есть тоже «единство противоположностей»: в нем есть разные классы, опирающиеся на противоречивые хозяйственные формы. Но вся общественная динамика в корне отлична от динамики капиталистического общества. Если взять развитие в этот период в его самом общем виде, то это будет не расширение и углубление противоречий, а их смягчение; конечным этапом будет не взрыв общества, не его распадение, а величайшее укрепление его единства через отмирание противоречий, их преодоление. В капиталистическом обществе момент «единства» уступает моменту «противоположности», и этот последний торжествует свою конечную победу в крахе этого общества. В обществе переходного периода момент единства все более оттесняет момент противоположности, и именно он, момент единства, в конце концов, находит свое завершение в коммунистическом способе производства, раз и навсегда ликвидирующем социально-экономические противоречия предыдущих эпох. Капиталистическое развитие есть расширенное воспроизводство противоречий общества. Развитие в переходный к коммунизму период есть суживающееся воспроизводство этих противоречий. В капиталистическом обществе дело идет к насильственной революционной ломке. В обществе переходного периода развитие его в высшую форму есть эволюционный процесс. В этом принципиальное отличие новой полосы, отличие, связанное с господством пролетариата, с принципиально иной расстановкой классов.

В этот период марксизм (ленинизм) подчеркивает и момент единства. Но это — апология? Да, до известной степени апология. Однако люди, играющие словечком «апология» вообще не понимают, в какую бездну, антимарксистской «премудрости» они попадают, если из этой «апологии» они делают нам упрек. Ибо одно дело апология капитализма и совсем, совсем другое дело — апология пролетарской диктатуры, переходящая в апологию коммунизма, как само общество пролетарской диктатуры переходит в бессклассовое коммунистическое общество.

Такова здесь генеральная линия развития. Но эта линия есть лишь самое общее выражение тенденций развития. И было бы в высшей степени опрометчивым не видеть особых условий, видоизменяющих эту тенденцию в более узкую полосу времени, на конкретных зигзагах исторического пути.

Вспомним историю развития капитализма. Разве там не было и нет тенденций, смягчающих или даже временно парализующих основную линию на обострение классовых противоположностей? Конечно, такие полосы были. В ранний период капитализма мы наблюдаем не раз патриархальные отношения между «хозяином» и рабочим. Перед закатом капитализма мы видим, как пролетариат объединяется с буржуазией на базе подкупа, колониальных сверхприбылей и — идеологически — так называемого национального единства. До поры до времени такие тенденции живут, отчасти даже побеждают. Но вся совокупная логика капиталистического развития в конечном счете ломает им хребет, и с бурной силой прорывается основная закономерность, которая превращает «мирное бытие» в грозу и бурю революции.

Основная линия перехода от капитализма к социализму есть линия на сужение и в конечном счете — на отмирание противоречий. Но это вовсе не означает, что в определенные полосы развития исключено обострение этих противоречий. Жизнь так сложна, что было бы абсолютно ненаучным, абсурдным, антимарксистским, антиленинским самодовольное самоудовлетворение одной только общей постановкой вопроса, хотя такая постановка абсолютно необходима. Она необходима, но она не достаточна. В начальный период развития, когда центр тяжести лежит еще в более или менее открытых и острых столкновениях, полосы обострения противоречий являются, можно сказать, законом. Но и в период «мирный» не исключено обострение классовых антагонизмов. Здесь нужен конкретный анализ конкретной ситуации.

И тем не менее, общая линия развития не может быть основой для общей линии поведения пролетариата и его партии. Ибо поскольку пролетариат от позиции класса угнетенного переходит к позиции класса правящего, многие проблемы ставятся, так сказать, «наоборот».

В капиталистическом обществе основной и длительный интерес всего рабочего класса состоит в ниспровержении «общественного целого», т. е. того общества, в котором он живет. «Непосредственные» интересы рабочего класса или отдельных его частей могут, наоборот, привязывать его к этому обществу. Возвеличение непосредственных, временных, преходящих интересов за счет основных и длительных (в случае конфликта между ними) и есть база оппортунизма.

В обществе переходного периода основной и дополнительный интерес рабочего класса в его целом состоит в укреплении общества, в усилении его единства, в преодолении противоречий на основе все большего удельного веса социалистических элементов этого общества. Могут быть такие положения, когда и здесь цеховые, временные, групповые интересы находятся в конфликте с интересами основными, общими и длительными. Например, в связи с закрытием «свободных портов» и с введением монополии внешней торговли может сокращаться число имеющих работу; то же в связи с социалистической рационализацией и т. д. и т. п. И здесь предпочтение цехового и временного общему и основному есть база оппортунизма, меньшевизма и т. д. Однако ясно, что постановка вопроса для капиталистического периода и для периода пролетарской диктатуры диаметрально противоположна: в одном случае революционная точка зрения есть линия на взрыв общества, в другом — на его укрепление; в одном случае — на обострение противоречий, в другом — на их преодоление (преодоление на определенной социально-классовой основе).

В капиталистическом обществе вождем и руководителем «общественного целого» является буржуазия. В переходном обществе —пролетариат. Пролетариат здесь- не просто класс, борющийся в каждую данную минуту за максимум своей доли в общенациональном доходе, пролетариат здесь руководитель общества, ответственный за его судьбы. Он стоит в ином отношении и к хозяйству, и к различным его составным частям, и к различным общественным классам.

Совершенно понятно, что пролетариат совсем по-другому относится теперь к крупной промышленности, совокупным «хозяином» которой он является. Уже отсюда вытекает, что он не может стоять на точке зрения максимума доли своего дохода вообще: ибо часть его он должен отдавать в «фонд накопления»
[Фонд накопления — часть национального дохода, используемая на расширенное воспроизводство: прирост основных фондов, материальных оборотных средств и резервов. Источником фонда накопления является прибавочный продукт. Фонд накопления реализуется в приросте национального богатства. В составе фонда накопления выделяются фонды производственного и непроизводственного накопления.]
.

Но не только в этом состоит вопрос. Пролетариату приходится заботиться и о сочетании крупной промышленности с мелким крестьянским земледелием, от взаимоотношения между которыми зависит ход экономического (а, следовательно, и всякого иного) развития. При разделе совокупного национального дохода пролетариат не может теперь стоять на такой точке зрения: чем больше возьмешь с крестьянства, тем лучше. Тут главное опять таки вовсе не в том, чтобы получить в данный момент возможно больше: такая точка зрения была вполне уместна при капитализме, когда пролетариат не нес заботы о развитии общества. Главное здесь в обеспечении надлежащего темпа развития и в обеспечении максимально быстрого роста социалистических элементов хозяйства. Непонимание этого обстоятельства, покоющееся на механическом перенесении правильной при капитализме линии на общество пролетарской диктатуры, выражает собою своеобразный оппортунизм. Ибо, в конечном счете, уровень жизни рабочего класса определяется как раз не тем, чтобы в данный момент получить наибольшую долю из совокупного национального дохода, а быстротой темпа развития, быстротой роста социалистических элементов хозяйства на основе наиболее быстрого оборота между городом и деревней.

Ради этого ведь у нас к «сотрудничеству» допущена «до известной степени» и буржуазия
[«…В нашей Советской республике социальный строй основан на сотрудничестве двух классов: рабочих и крестьян, к которому теперь допущены на известных условиях и «нэпманы», т. е. буржуазия» (Ленин В. И. Как нам реорганизовать Рабкрин / Полн. собр. соч.—Т. 45.—С. 387).]
. Это обстоятельство бросает особенно яркий свет на все принципиальное отличие теперешней постановки вопроса. Если бы речь шла о дележке по принципу максимума в данный момент, тогда нужно немедленно было бы конфисковать сразу и всю прибыль новой буржуазии и ее капиталы. Технически это можно сделать. Но именно, имея в виду перспективу развития, мы сознательно допускаем эту новую буржуазию к «сотрудничеству», обеспечивая тем ускорение экономического оборота в стране, на основе которого систематически вытесняем (каждый раз на все более высокой ступени развития) эту буржуазию.

Господство пролетариата, единственного класса, организованного, как государственная власть, новый тип развития влечет за собой принципиально новую установку по всей линии. Если главная ориентация есть ориентация в сторону единства постоянно переделываемого на социалистический лад общества (переделываемого в своеобразных формах классовой борьбы), то понятно, что лозунг гражданской войны в стране сменяется лозунгом гражданского мира (см. письмо Ленина к Мясникову
[Ленин В. И. Полн. собр. соч.— Т. 44.— С. 78—83. Мясников Г. И. (1889—1946) — рабочий, профессиональный революционер. В партии с 1906 г. Неоднократно подвергался репрессиям со стороны царизма. В годы революции и гражданской войны работал на Урале, затем в Петрограде (1920—1921), В мае 1921 г. обратился в ЦК с «Докладной запиской», в которой критически оценивал внутрипартийную жизнь, выдвигал требование демократических свобод для всех политических направлений. В. И. Ленин, дискутируя с Г. И. Мясниковым, написал ему письмо (Ленин В. И. Полн. собр. соч.— Т. 44.— С. 78— 83). В 1922 г. исключен из партии, в 1923 г. возглавил признанную антипартийной организацию «Рабочая группа РКП (б)». 7 ноября 1928 г. перешел границу с Персией. Позже находился в Турции (в тюремном заключении).]
). Если в основном тип развития есть тип эволюционного развития, то понятно, что по отношению к теперешней практике наши методы условно можно назвать «реформистскими» (см. статью Ленина «О значении золота»
[Ленин В. И. О значении золота теперь и после полной победы социализма / Полн. собр. соч.— Т. 44.— С. 221—229.]
). Ибо осторожная переделка нашего общества, общества пролетарской диктатуры, наши «реформы», наше «строительство» суть не что иное, как продолжение — в новых формах — великой пролетарской революции. И, наоборот, радикальная ломка, уничтожение нашего государства, линия на обострение противоречий и на взрыв общества в наших условиях есть линия контрреволюции.

Такова диалектика лозунгов, направлений, политических ориентации. Она, эта диалектика, превосходно объясняет, почему наиболее матерые классовые враги пролетариата, охранители существовавшего строя, становятся бешеными радикальными изничтожителями строя, у нас существующего. Она объясняет, почему социал-демократы и эсеры, так мирно «вползающие» в капитализм, реформисты по отношению к капиталистическому строю, являются такими «революционерами» (читай контрреволюционерами) по отношению к диктатуре пролетариата. И, наоборот, та же диалектика объясняет, почему партии коммунистического пролетариата, ориентирующиеся на ниспровержение капиталистических государств, берегут, защищают, охраняют страну пролетарской диктатуры. Она объясняет, почему ленинизм учит, что центр тяжести; для нас (если отвлечься от международных дел) заключается в «мирно-организаторской работе» (Ленин)
[«Теперь же центр тяжести меняется до того, что переносится на мирную организационную «культурную» работу» (Ленин В. И. О кооперации / Полн. собр. соч. — Т. 45. — С. 376),]
.

С точки зрения якобы марксистского попугая (таковы «ультралевые» ренегаты коммунизма, пляшущие под дудку социал-демократии) говорить о гражданском мире, о сочетании интересов государственного хозяйства пролетариата с интересами мелкого крестьянского хозяйства, (что делается в интересах самого крупного государственного хозяйства, как базы социализма) есть ужас и безумие; с точки зрения этого попугая припускать к хозяйственному сотрудничеству буржуазию (пе смешивать с сотрудничеством во власти, коего быть не может и не будет) —это есть еще больший ужас и безумие, это есть прямо измена, «перерождение» и т. д. «Ультра-левые» попугаи повторяют по отношению к обществу пролетарской диктатуры социал-демократические мысли, что эти «мысли» суть оборотная сторона гнуснейшего социал-демократического пресмыкательства перед капиталистической буржуазией.

Ленинизм, поскольку он является марксизмом строительного периода, из «деструктивного» («разрушительного») учения превращается в учение «конструктивное» («строительное»). Социал-демократизм теперешней эпохи, наоборот, «конструктивен» по отношению к капиталистическим государствам и «деструктивен» по отношению к государству пролетариата. В этом он принципиально ничем не отличается от идеологии и политики буржуазии, проводником влияния которой на пролетариат он является сейчас в большей степени, чем когда бы то ни было.

Можно ли из вышесказанного делать заключение, что специфический облик марксизма строительного периода состоит в затушевывании, в замазывании действительно существующих противоречий, в затушевывании, в замазывании действительно существующей классовой борьбы, классового расслоения общества и т. д. и т. п.? Можно ли из лозунга «гражданского мира» делать заключение против классовой борьбы?

Кто так решал бы вопрос, тот безусловно скатился бы на другой бок оппортунизма; ибо преуменьшение классовых противоречий в каждый данный момент ослабляло бы силу сопротивления буржуазным тенденциям развития, которые снова и снова возрождаются на базе товарного хозяйства и отступают лишь по мере все более мощного наступления пролетариата с его командных высот, пролетариата, увлекающего за собой массу хозяйств простых товаропроизводителей-крестьян. Для революционного марксиста, для ленинца необходимо правильно оценить не только всю историческую полосу развития, но и отдельные конкретные этапы в развитии этой полосы и даже отдельные конкретные конъюнктуры внутри этих этапов. Противоречия переходного периода не исчезают сразу, они преодолеваются в классовой борьбе. Классовая борьба пролетариата в капиталистическом обществе обостряет противоречие и в конце концов взрывает все общество. Классовая борьба пролетариата (а не что-либо иное) в обществе, переходном к социализму, в конечном счете преодолевает противоречия. Но это делает именно она, классовая борьба пролетариата. Сама диктатура пролетариата в действии есть особая форма классовой борьбы, вытеснения городской и сельской буржуазии, руководства крестьянством и переделки этого последнего. Она может временами обостряться (и нужно вовремя видеть, когда противник требует особого отпора и особого преследования с нашей стороны). Но все более возрастающая мощь государственного хозяйства и все более возрастающее его влияние на крестьянство в конце концов делают очевидной даже для слепых победу нового уклада хозяйства. Такова наша перспектива, которая будет осуществлена миллионами рабочих рук и голов.

Мы только тронули часть главнейших проблем строительного периода. Необыкновенная сложность задач, в упор встающих перед пролетариатом в этот период, требует огромного обогащения марксистской теоретической мысли, растущей на основе марксистской строительной практики. Основные вехи дал здесь впервые ленинизм. Он, рожденный в грозную эпоху войн и революции, дал не только разработанную теорию разрушения капиталистического гнета: он заложил прочный фундамент социалистического строительства. Синтез революционного разрушения и революционного социалистического строительства, в теории и на практике — такое ленинизм.