РЕЧЬ НА XXIV ЛЕНИНГРАДСКОЙ ГУБПАРТКОНФЕРЕНЦИИ (26 января 1927 г.)

В чем заключается своеобразие, оригинальность теперешней мировой обстановки? Вы знаете, товарищи, что за последнее время у нас в партии шли большие споры относительно капиталистической стабилизации. Вы знаете также и то, что до последнего расширенного пленума Исполкома Коминтерна
[VII расширенный пленум Исполкома Коминтерна (ИККИ), рассмотревший вопросы стратегии и тактики международного коммунистического движения в новых условиях (спад революционного движения, частичная стабилизация капитализма), состоялся 22 ноября — 16 декабря 1926 г. На пленуме большое внимание уделялось дискуссии в ВКП(б) о перспективах социалистического строительства в СССР. Позиции, отстаиваемые Л. Д. Троцким, Г. Е. Зиновьевым, Л. Б. Каменевым и их сторонниками, были признаны ошибочными. Н. И. Бухарин принял участие в работе пленума в качестве фактического руководителя Коминтерна (должность председателя Исполкома после отставки Г. Е. Зиновьева была упразднена). Н. И. Бухарин являлся представителем ВКП(б) в Коминтерне, секретарем его Исполкома.]
вопросы стабилизации ставились и решались весьма примитивно. Говорили о стабилизации капитализма вообще. Между тем — это стало особенно очевидно за последнее время,— оригинальность современного мирового положения как раз в том и заключается, что весь мир, все мировое хозяйство, вся совокупность государств отчетливо и резко разбились на три больших круга, причем процессы, протекающие в каждом из этих больших разделов мирового, хозяйства, тенденции их развития настолько своеобразны, настолько отличны друг от друга и настолько противоречивы, что в настоящее время давать единую, сплошную постановку вопроса было бы абсолютно неправильно. Эти три больших круга — суть: империалистический мир, поднимающийся Восток и Союз Советских Социалистических Республик.

В СССР мы имеем совершенно неоспоримый успех в деле социалистического строительства и укрепления пролетарской диктатуры.

На Востоке, в первую очередь в Китае, мы имеем процесс гражданской войны
[Имеется в виду внутриполитическая ситуация в Китае — революция 1925—1927 гг., сопровождавшаяся резкими, включая и вооруженные столкновения, формами классовой борьбы. Антиимпериалистическая, антифеодальная и демократическая по своему характеру революция потерпела поражение; в результате контрреволюционного переворота Чан Кайши в апреле 1927 г, в стране установилась военная диктатура.]
, который является мощным тараном, пробивающим цепь капиталистической стабилизации. Китайская революция есть, несомненно, часть международного революционного процесса. Процесс международной революции развивается в этом восточном секторе земного шара в массах китайского народа, образующих колоссальную глыбу современного человечества.

Третьим большим, пока еще наибольшим, «кругом» является остальной мир, мир империалистических держав. Разумеется, было бы неверно отрицать в этом империалистическом круге несомненные признаки стабилизации. Однако было бы ошибочным ставить вопрос даже здесь сплошным образом. Следует дифференцировать нашу характеристику отдельных национальных капитализмов; следует строго-настрого различать положение, тенденции развития и стабилизационные возможности отдельных капиталистических государств. Характерным и оригинальным в нынешнем этапе международного развития является поляризация отношений даже внутри империалистического круга. Если, скажем, с одной стороны, главной крепостью современного капитализма является такая страна, как Северо-Американские Соединенные Штаты, то на другом полюсе империалистического мира, в Англии, мы видим резко выраженные тенденции упадка, падение капиталистической кривой.

Между тремя «большими» частями мирового хозяйства существуют определенные соотношения. Налицо, прежде всего, совершенно явственная тенденция, глубочайшим образом заложенная в самой природе вещей, тенденция антиимпериалистического блока: СССР плюс китайская революция. В противовес этому мы можем отметить, точно так же лежащую в природе вещей, тенденцию блока капиталистических государств, против нас, тенденцию, которая напарывается то там, то здесь на необходимость для капиталистических государств с нами торговать.

Если мы сопоставим обе тенденция, т. е. с одной стороны, все большее и большее приближение к нам Востока, с другой — тенденцию- контрблока капиталистических держав, всем острием своим направленного против СССР, как форпоста международной революции, то мне кажется, что на данной стадии развития, в данный отрезок времени первая тенденция является более могущественной. Дело здесь в том, что между нами и китайской революцией,— во всяком случае, на данной полосе ее развития,— меньше трений, чем их существует в странах наших капиталистических противников.

В Китае давно уже развертывается революционное движение, но существенно новое и оригинальное теперь заключается в том, что китайская революция уже имеет свой государственный организующий центр. Этот факт имеет выдающееся значение. Китайская революция миновала уже ту стадию развития, когда народная масса, определенное сочетание классов, боролась против господствующего режима. Современная стадия китайской революции характеризуется тем, что силы революции там уже организованы, как государственная власть, с таким атрибутом, как регулярная, дисциплинированная, внушающая страх империалистическим врагам армия. И продвижение этой армии, ее славные победы, систематическое оттеснение иностранного империализма войсками Кантона и его союзников есть особая форма революционного процесса.

Мы можем теперь сказать, что процесс международной революции, существующий реально, несмотря на глупую болтовню социал-реформистских попугаев, взятый в его наиболее ярких проявлениях, уже имеет два крупных организованных, и притом государственно организованных, центра. Первое — это пролетарская диктатура в СССР. Вторым моментом является то, что в Китае процесс революции продвигается вперед, имея в руках государственный аппарат. Таким образом, здесь речь идет о дальнейшем оформлении и революционизировании власти и о распространении ее на все большую территорию.

Не останавливаясь долго на перспективах китайской революции, я хотел бы отметить здесь следующее. Само собой разумеется, китайская революция себя не исчерпала. Данным «уровнем» развития и тем сочетанием классов, которое имеется сейчас в Китае, дело не ограничится и ограничиться не может. Современная власть революционного Кантона опирается на широкий блок различных классов. Внутри этого блока пока довольно крупную роль играет торгово-промышленная буржуазия. Эта последняя, однако, неизбежно будет отходить от революции, поскольку на великую революционную арену все с большей силой и настойчивостью будут выходить низы китайского народа — крестьянство, мелкая буржуазия и китайский рабочий класс Китайский пролетариат, уже теперь играющий огромную роль в национально-революционном движении, стремится и будет стремиться с еще большим напором занять позиции руководителя, гегемона, вождя китайской революции.

Поэтому в дальнейшем перегруппировка классовых сил внутри Китая совершенно неизбежна, неизбежна передвижка сил внутри правительства, внутри армии, неизбежно известное нарастание противоречий в гоминдане, партии с особой оригинальной структурой, партии, политически скрепляющей блок различных классов. Само собою понятно, что весь этот процесс не может пройти — а наверняка не пройдет — совершенно гладко, без трений, без некоторых столкновений. Но мы оптимистически, с надеждой и уверенностью, смотрим на будущее китайской революции. Она уже так глубоко задела народные низы; она с каждым часом, с каждым днем все сильнее будоражит необозримую массу китайского народа; мы имеем перед собой такой неисчерпаемый резервуар революционной энергии, что конечная победа Красного знамени и на этом фронте борьбы представляется нам более или менее ясной. Вполне очевидно, с другой стороны, и то, что передвижка классовых сил китайской революции, которая происходит уже теперь и которая будет происходить и в дальнейшем,— в случае если кривая революции пойдет вверх,— еще больше приблизит эту огромную часть земного шара с четырехсотмиллионным массивом современного человечества в сторону блока с нами, со страной пролетарской диктатуры.

Уже из тех положений, которые я здесь вкратце развил, со всей очевидностью вытекает, что постановка вопроса: или стабилизация, или международная революция — упрощена и неверна. Наша оценка международного положения должна быть гораздо более сложной. Она от этого только выиграет, потому что будет соответствовать настоящей действительности, которая подлежит нашему анализу. Разве из факта китайской революции можно, например, делать вывод против наличия стабилизации капитализма в Германии? И, наоборот, разве из факта капиталистической стабилизации, скажем, в Германии или во Франции можно сделать вывод о том, что не существует китайской революции, как звена международной революции? Разумеется, такая постановка вопроса была бы смешна.

Сплошная, моментальная, «химически чистая» международная революция существует только в плохих книжках и в социал-демократических пасквилях на коммунизм. Международная революция есть процесс чрезвычайно сложный, разнородный и длительный
[Здесь и далее Н. И. Бухарин развивает ленинские идеи о продолжительности мировой революции и своеобразии форм и методов перехода к социализму различных наций, а также о значительном разнообразии социальных сил, участвующих в мировом революционном процессе.]
. В былые времена вопрос о международной революции ставился только в нервом приближении. Можно и нужно было тогда давать некоторую общую «алгебраическую» формулу международной революции: международная революция как процесс революционного превращения всего капиталистического общества в целом, всех капиталистических стран в общество социалистическое. Эта формула останется правильной и по сей день. Но, разумеется, теперь эта формула уже недостаточна, она слишком сплошна, требует конкретизации.

Теперь, в интересах практического революционного действия, нужно расшифровать конкретно, как, в каких формах, в какой последовательности весь процесс международной революции будет происходить. Теперь, когда мы имеем за спиной почти 10 лет власти пролетариата, когда перед нашими глазами пронеслись всемирно-исторические события, империалистическая и гражданские войны, целый ряд грандиознейших событий в Европе и на Востоке, в империалистических странах и в колониях,— теперь, товарищи, мы хорошо видим, насколько оправдалась ленинская постановка вопроса о международной революции.

Мы видим хорошо, насколько прав был Ленин, когда учил нас, что международная революция есть процесс величайшей сложности. Этот процесс совершенно неоднороден, даже с точки зрения классовой. Он состоит не только из чисто пролетарских революций в странах зрелого капитализма,— хотя эти пролетарские революции образуют собой, конечно, главное ядро международного революционного процесса,— он есть процесс низвержения империалистической, системы со всех сторон; он включает в себя национально-освободительные; войны, колониальные восстания, великое революционное движение полуколониальных стран. Сегодня он может идти в одной стране зрелого капитализма; завтра он может вспыхнуть на другом конце земного шара, в колониях; послезавтра он может вспыхнуть в сравнительно отсталой, полузрелой капиталистической стране и т. д.

Процесс международной революций есть целая эпоха человеческой истории.

«Международность» революции заключается вовсе не в том, что она происходит в разных странах одновременно, в один день. Международность революции заключается в том, что капиталистический мир в целом попал в такую сетку собственных противоречий, что начал трещать, что его революционное низвержение стало неминуемым, что неизбежно за одними революционными вспышками следуют другие, хотя бы промежутки между этими вспышками считались годами.

«Одновременность» международной революции, о которой, давая общие формулы, говорили прежде, не есть одновременность одного дня, часа или года. Эта «одновременность» расшифровывается теперь как одновременность эпохи, большой исторической эпохи, поток которой базируется из целой системы различных каналов и струй великого всемирного революционного процесса, охватывающего победоносные пролетарские революции и частичные поражения рабочего класса, и восточные революции, и первые попытки положительного социалистического строительства, и национально-освободительные войны, и колониальные восстания. Когда человечество пройдет весь цикл своей собственной переделки, когда повсюду и везде утвердится победоносный рабочий класс,— только тогда можно будет сказать, что великий исторический круг завершен, что международная революция увенчала свое дело.

Вот, товарищи, как нужно характеризовать мировую обстановку. Не: или стабилизация, или мировая революция, но: и частичная стабилизация, и реально-происходящая мировая революция, систематически подрывающая силы капиталистической стабилизации
[В период руководства Н. И. Бухариным Коминтерном (1926— 1929) его взгляды на перспективы развития мирового революционного процесса, изменившиеся по сравнению с первыми послереволюционными годами, учитывали реалии современного состояния развития капитализма как фазы частичной его стабилизации. Это нашло отражение в позиции Н. И. Бухарина на VI Конгрессе Коминтерна (лето 1928 г.), которая подвергалась атакам сторонников «подталкивания» мировой революции.]
.

Из такой оценки мирового положения, из такого понимания стабилизации и международной революции, а равным образом из ваших взглядов на социалистическое строительство в одной стране вытекает совершенно особая постановка вопроса о нашей роли в процессе международной революции.

Что вытекает из оппозиционной постановки вопроса о строительстве социализма в нашей стране и что вытекает из нашей постановки этого вопроса, если рассматривать эту проблему не под углом зрения нашей страны, а под углом зрения международной революции?

Посмотрите, что получится, если мы станем на оппозиционную точку зрения относительно строительства социализма в нашей стране.

Цель оппозиционных заключений, примерно, такова. Сами мы благодаря нашей технической отсталости, из-за неблагоприятного сочетания внутренних сил, не можем доехать до социализма; поэтому, — заключают оппозиционные товарищи, — мы должны апеллировать к силам международной революции. «Настоящий интернационализм» увязывается, таким образом, с признанием невозможности «допереть» до социализма своими внутренними силами.

Наша постановка вопроса иная. Мы считаем, что можем внутренними силами социализм строить и построили бы его даже до конца, если, конечно, нам не помешают вооруженной силой империалистической буржуазии.

Если Советский Союз имеет внутренние силы для того, чтобы построить социализм, то тогда роль этого Союза в процессе низвержения капиталистического порядка на земле есть роль главнейшего рычага, головного отряда, величайшей организующей силы международной революции. Вот что вытекает из нашей постановки вопроса.

Если мы станем на оппозиционную точку зрения ( и объявим, что у нас своих внутренних сил для победоносного социалистического строительства нет, то что тогда должен представлять собой наш Советский Союз с точки зрения международной революции? Он, в лучшем случае, представляет собой только факел международной революции, только крик о помощи со стороны нашего пролетариата, факел, который уже начинает потухать, начинает чадить «термидорианским» чадом
[Имеется в виду контрреволюционный переворот во Франции 9 термидора (27 июля 1794 г.). В нарицательном смысле слово «термидор» употреблялось оппозицией для обвинения партии в перерождении.]
. Наша строительная работа при такой постановке вопроса есть тоже, пожалуй, положительный факт, но в чрезвычайно узких пределах, узких границах. Мы взываем к международной революции, но только как догорающий факел; мы отступаем все дальше и дальше и испускаем отчаянный крик о помощи. Оппозиционный призыв к международной революции, к международным пролетариям есть, таким образом, призыв отчаяния.

Но разве из этого оппозиционного подхода можно делать вывод о том, что наша страна, это — головной отряд, главная организующая сила международной революции? Конечно, нельзя. Если мы не изнутри, не из нашей страны поглядим на то, что делается у нас, а поставим себя в положение западно-европейских, американских, китайских, японских рабочих, принимая в то же время оппозиционную точку зрения,— тогда наше отношение к СССР неизбежно должно быть довольно прохладным. «Ну да,— сказали бы нам иностранные рабочие,— вы проделали Октябрьскую революция, это ваш подвиг, но теперь оказалось, что силенок у вас недостаточно, что в действительности происходит у вас не то перерождение, не то термидор, не то бог знает что; вы кричите о помощи, мы, пожалуй, поможем кое-чем, но, по совести говоря, мы еще не знаем, стоит ли вас, полупереродившихся, спасать. И уже во всяком случае считать вашу страну головным отрядом, главной организующей силой мировой революции никоим образом нельзя».

И, наоборот, если немецкие, английские, американские, китайские, японские рабочие считают, что наши внутренние силы достаточны для того, чтобы строить социалистический порядок вещей, чтобы в экономическом соревновании бить и бить внутренних врагов,— то тогда. Само собою разумеется, они пойдут за нашей страной, как за главнейшим организующим рычагом всемирного революционного брожения. Тогда отношение к стране пролетарской диктатуры должно быть совершенно иное, тогда ее нужно защищать до последней капли крови, тогда при всякой опасности, которая ей угрожает, надо всем жертвовать, все ставить на карту, лишь бы эту страну защищать.

Вот две совершенно различные оценки. В международном отношении оппозиция наделала нам больше всего вреда тем, что стремилась подорвать веру в СССР, как организующий центр международной революции. Она, несмотря на ее слова о международной революции, только повредила делу международной революции, развенчивая роль международного революционного центра.

В чем состоит, товарищи, настоящий интернационализм! Настоящий интернационализм состоит вовсе не в звонких «сверхинтернационалистских» фразах, настоящий интернационализм состоит в том, что бы поддерживать революционный процесс, все то, что сплачивает интернациональные пролетарские ряды, все, то, что укрепляет такой организационный центр мировой революции, каким является наш Советский Союз.

Вот почему сугубо не права была оппозиция и по коминтерновской линии; вот почему практически политическое влияние здесь могло быть только резко отрицательным, и вот почему даже те иностранные товарищи, которые, быть может, не разобрались до тонкостей во всех сложных вопросах нашей внутрипартийной дискуссии, в наших индексах и «себестоимости», с такой дружной решительностью протестовали против вылазки оппозиции, предпринятой на последнем расширенном пленуме ИККИ.

На пленуме ряд очень характерных выступлений иностранных товарищей. «Помилуйте,— говорили нашей оппозиции, скажем, китайские товарищи,— вы говорите, что ВКП не интернациональна, но мы-то, китайцы, очень хорошо знаем, что значит СССР для китайского народа, для китайской революции». Английские товарищи говорили то же самое, уже убежденные на своем собственном историческом опыте, как кровно они связаны со страной Советов. Иностранные товарищи не могут не приходить прямо, если можно так выразиться, в революционное бешенство, когда видят, как оппозиция пытается подорвать мировое организующие революционное значение СССР. Для иностранных товарищей этот основной вопрос вполне ясен, хотя бы они и не знали всех наших тонкостей, всех цифр, коэффициентов, индексов и т. д.— премудростей, которые каждый из нас вынужден тащить на своих плечах.

Главные и оригинальные черты современного международного положения можно резюмировать так: мировое хозяйство распалось сейчас на три главных круга, неоднородных по своему типу — Восток, СССР и капиталистический мир. Внутри империалистического круга происходит своеобразная поляризация отношений. Налицо тенденция к блокировке между СССР и Востоком. Налицо, с другой стороны, тенденция к блокировке капиталистических государств против нас, несколько осложненная противоречиями в их лагере. Стабилизацию капитализма нельзя некритически противопоставлять международной революции. Международная революция проявляется весьма бурно на одних участках земного шара, что вовсе не исключает частичной стабилизации на других участках. И вопрос о стабилизации, и вопрос о революции нельзя ставить сплошным образом, так сказать, чохом кв. все страны: нужно давать дифференцированную постановку.

В процессе международной революции наша страна играет роль главного ведущего начала. Поэтому какое бы то ни было противопоставление задач социалистического строительства в нашей стране задачам международной революции является в корне ошибочным и наносящим вред самой международной революции.

Перехожу к некоторым вопросам нашего внутреннего положения. Здесь я также ставлю, в первую очередь, следующий вопрос: что является теперь для данной переживаемой полосы развития самым оригинальным. В общем и целом совершенно правильно то соображение, что мы перешли из восстановительного периода в период реконструктивный. Такая характеристика совершенно правильна. Мне хотелось бы, однако, выяснить, нет ли каких-нибудь особых черт в том отрезке этого большого периода—г перехода к реконструкции,—который мы переживаем теперь. Нельзя ли охарактеризовать хозяйственный «момент» в более узком и специальном смысле слова. Мне кажется, что характерными особенностями внутреннего текущего экономического момента, если можно так выразиться, являются три черты.

Во-первых, мы имеем совершенно особое положение, поскольку речь идет о соотношении города и деревни в области распределения национального дохода. Наша механика распределения национального дохода находит свое отражение не только и не столько в налоговом облажении, сколько в политике цен. Главный рычаг, которым мы в настоящее время изымаем средства из населения, используем их на дело индустриализации в первую очередь, есть сейчас политика цен
[В тот момент политика цен заключалась в установлении такого соотношения цен между продукцией промышленности и сельского хозяйства, при котором стимулировалось развитие промышленности, создавались необходимые средства для осуществления политики индустриализации страны. В то же время Н. И. Бухарин отмечал, что достигнутое таким образом перераспределение национального дохода через механизм ценообразования не должно было превышать определенного предела, за которым возникала угроза экономической й социальной политики партии и государства.]
. И вот, товарищи, мне кажется, что в этой области мы дошли сейчас почти до предела. Дальше этого предела в деле получения добавочных, экстраординарных доходов с деревни вряд ли можно идти. Это есть нечто специфическое, особое нечто такое, что заставляет всю нашу партию поставить проблему цен с особенным ударением.

Я не буду здесь развивать общие соображения относительно блока рабочего класса с крестьянством и о темпе индустриализации,— об этом достаточно уже говорилось,— для примера приведу лишь вопрос об аграрном сырье, для нашей промышленности. Вы знаете, что развитие нашей легкой промышленности наталкивается на острый недостаток собственного советского сырья: нет достаточного количества кожи, хлопка, пеньки, льна и т. д. Наша сырьевая база,— которая есть не что иное, как определенная часть нашего сельского хозяйства,— подрывается вследствие того, что раствор «ножниц», о котором говорил здесь товарищ Рудзутак, находится почти на том архиненормальном уровне, на котором он находился весной 1924 г.
[Имеется в виду разрыв в розничных на продукцию сельского хозяйства и промышленности за счет существенного возрастания последних, В 1923/24 хоз. г. раствор «ножниц» оказался особенно значительным и вызвал так называемый кризис сбыта. Затоваривание сельскохозяйственной и промышленной продукции имело под собой как объективные причины (несоответствие темпов восстановления крестьянского хозяйства и государственной промышленности), так и субъективные (установление высоких цен на товары крестьянского спроса сделало их невостребованными деревней). В последующие годы политика в области ценообразования была направлена на недопущение подобного раствора «ножниц», но радикально улучшить ситуацию не удалось, о чем и говорил Н. И. Бухарин.]
А если вы примете во внимание, что важг ность борьбы за снижение цен мы осознали уже осенью 1923 г., то вы поймете, что по этой линии мы реальпо пошли довольно значительно вспять. Несмотря на то, что в общем и целом мы имеем огромнейший прирост сил, соотношение города и деревни в некоторых его частях таково, что это уже начало сказываться на явной недостаточности нашего «сырьевого» хозяйства и на обострении диспропорции между валовой продукцией аграрного сырья и потребностями нашей промышленности.

Ненормальное положение с сырьем сигнализирует нам определенную трудность, заставляет нас обратить особое внимание на цены. Мы уже подошли к известной грани хозяйственного давления на деревню. Переходить эту грань нельзя без риска сорваться. Мы должны идти максимально осторожно по этой линии. Состояние сырьевого хозяйства есть экономическое предупреждение, которое должно быть самым тщательным образом учтено в нашей общей экономической политике. Это есть первая черта, характеризующая текущий экономический момент.

Второй особенностью теперешнего момента является то обстоятельство, что мы за последнее время сделали крупнейшие успехи в деле овладения рынком. Мы впервые теперь являемся господами положения на хлебозаготовительном рынке.

Главным оружием, направлявшимся в свое время оппозицией против нас, был тот аргумент, что кулацкая стихия забивает нас на хлебном рынке. Вы все помните разговоры о том, что, мол, кулак нас так «регульнул», что перевернул вверх дном наши заготовительные операции, что мы являемся слепой игрушкой в руках кулачья, сосредоточившего у себя крупнейшие запасы хлеба. А между тем оказалось, что мы хлебным рынком овладели, являемся на нем хозяевами положения. Мы вытеснили из хлеботорговли частный капитал, который перебрасывается на другие отрасли, но мы систематически его вытесняем и оттуда.

Мы закрепились таким образом на одной из важнейших командных высот. Это вовсе не значит, что у рыночной сфере в целом мы достигли такой степени развития, что у нас все гладко. Расширяющийся раствор «ножниц», о котором я говорил,— основное явление на нашем рынке,— является характернейшим моментом, который нам сигнализирует определенные экономические и политические опасности. Но в то же самое время мы господствуем в товарообороте и мы являемся на хлебном рынке хозяевами положения. А это есть несомненно новое и специфическое.

Третьей особенностью является то, что в нынешнем фазисе новой экономической политики, в переживаемом отрезке начавшегося реконструктивного процесса мы достигли того, что наш рабочий класс укрепился настолько на командных высотах, что стал действительно лидером хозяйственного процесса страны в целом. Когда мы только что начали новую экономическую политику, мы и тогда ставили перед собой задачу экономического лидерства в стране, но у нас реально этого лидерства, в полном смысле этого слова, не было. До сих пор мы завоевывали командные высоты, но нельзя было утверждать, что, сидя, так сказать, на командных высотах, мы, закрепившись на них целиком, давали всеобъемлющее руководство хозяйством. Я напомню, что у вас в расчетах даже между государственными органами преобладал частный капитал, что за несколько лет нэпа мы еще имели напряженнейшую борьбу между нашими командными высотами и частнокапиталистическими кругами, борьбу, в которой частник имел относительно очень сильные позиции. Теперь в огромной степени возросла в откристаллизовалась роль рабочего класса как руководителя хозяйства. Колоссально повысилась теперь ответственность всего рабочего класса в целом, ответственность нашей партии, ответственность руководителей нашей партии, ответственность руководимых нами хозяйственных органов. Рабочий класс теперь ворочает действительно колоссальными глыбами населения, миллиардными глыбами ценностей; даже распыление крестьянского хозяйства, в некоторых определяющих линиях, зависят от хозяйственной политики рабочего класса.

Прежде чем в этой попытке нащупать характерные признаки современного экономического момента, перейти к боевым задачам нашей хозяйственной политики, я должен сделать небольшое отступление и, так сказать, вогнать клином одну постановку вопроса относительно возможности нашего развития вообще. Очень часто у нас можно было слышать такие рассуждения: «Ну что же, мы ничего из-за границы но получаем, никакие особенно крупные кредиты на нас по сыплются, мы еще нищие, у нас ведь, по совести говоря, нет базы для построения нашего будущего благополучия. Никто нам ни чертушки не дает. Западная Европа и Америка — богатые дяденьки, но они больше на нас зубы точат, чем помогают,— короче говоря, нам не на чем расти». Это есть одна из основ пессимистических рассуждений всей хныкающей публики относительно всевозможных «невозможностей».

Я приведу один исторический пример. Когда мы переходили от военного коммунизма к новой экономической политике,— получали ли мы что-нибудь из-за границы? Ничего не получали. Оказывал ли нам кто-нибудь под новую экономическую политику кредит, притекали ли к нам извне какие-нибудь капитальные суммы? Ничего этого не было, как известно. Закричали ли мы на всех перекрестках, что отказываемся от наших коммунистических целей? Не закричали. Только Мартов
[Мартов Л. (Цедербаум Ю. О.) (1873—1923) — социал-демократ. Участник Петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», подвергался репрессиям со стороны царизма. С 1901 г.— в эмиграции, один из редакторов «Искры». Со II съезда партии (1903) — один из лидеров меньшевизма. Во время первой мировой войны участвовал в Циммервальдской и Киптальской конференциях. После Февральской революции возглавлял левое крыло меньшевиков. К Октябрьской социалистической революции отнесся отрицательно, в то же время являлся противником вооруженной борьбы против большевиков. В годы гражданской войны член ВЦИК, депутат Моссовета от меньшевистской партии. В 1920 г. с разрешения Советского правительства выехал в Германию для участия в Галльском съезде социал-демократии, остался за рубежом. Один из организаторов 2 1/2 Интернационала, основатель эмигрантского меньшевистского органа «Социалистический вестник». Автор мемуаров «Записки социал-демократа» (Берлин, 1922).]
заявил, задолго до «новой оппозиции»
[«Новая оппозиция» — речь идет об оппозиционных выступлениях Г. Б. Зиновьева и Л. Б. Каменева с начала 1925 г. «Новая оппозиция» потерпела поражение на XIV съезде партии (декабрь 1925г.).]
, что у нас тогда уже, в 1921 г., начался термидор. Но, как никак, факт остается фактом: во время перехода от военного коммунизма к нэпу нам никто ничего не подарил и никакая зарубежная золотая манна на нас не посыпалась.

И тем не менее переход к новой экономической политике сопровождался нашим несомненным ростом. Почему? Почему случилось так, что, ничего не получив извне, ничего не получив также добавочно изнутри, мы все-таки стали быстро расти? Потому, что наличные производственные факторы и элементы страны, которые раньше были в неправильном соотношении, были заперты нашей политикой, мы в нэпе сомкнули, раскрепостили, дали им- возможность друг друга оплодотворять.

В первую очередь мы нашли правильное сочетание между интересами нашей государственной промышленности и частными интересами мельчайших крестьянских хозяйств, о чем говорил Ленин в одной из своих работ
[См., например: Ленин В. И. Речь при закрытии X съезда РКП (б) / Полн. собр. соч.—Т. 43.—С. 125; Он же. III Конгресс Коммунистического Интернационала: (Тезисы доклада о тактике РКП (б)) / Там же — Т. 44.—С. 7.]
. Мы нашли это сочетание в новой экономической политике.

Мы взяли как данное то, что было в нашей стране, но взяли это в новом организационном сочетании. Различные производственные факторы, взятые в новом сочетании, стали оплодотворять друг друга, привели к процессу нарастания материальных ценностей. И процесс этот стал развиваться, несмотря на то, что ни один американский дядюшка не преподнес нам на блюде кредитов в качестве компенсации за наше, так сказать, поумнение при переходе от военного коммунизма к нэпу.

С тех пор, товарищи, мы прошли огромный цикл хозяйственного развития. Мы на базе нэпа дали мощный толчок производительным силам, мы стали определяющим фактором всей экономической жизни, мы стали подлинными хозяевами совокупной экономики, мы в огромной степени развернули масштаб наших хозяйственных маневров.

Наша теперешняя задача заключается в том, чтобы преодолевать все огромные недостатки, чтобы нищету, которая у нас имеется, безработицу, которая у нас есть, болезни нашего сельского хозяйства максимально быстро изживать. Здесь речь идет опять-таки вовсе не о том, чтобы во что бы то ни стало что-нибудь получить извне (хотя, конечно, «всякое даяние», поскольку оно не расходится с принципами хозполитики, есть «благо»
[В 1920-е гг. Советское правительство большое внимание уделяло финансово-кредитным отношениям с капиталистическими странами. Избегая кабальных займов, оно добивалось предоставления достаточно продолжительных (на 3—5 лет) кредитов для закупки машин и оборудования. За 1923/24—1926/27 хоз. гг. доля иностранных кредитов составляла около 1/5 стоимости внешнеторгового оборота СССР.]
), но о том, чтобы всеми экономико-политическими мероприятиями, всей суммой наших рычагов, которыми мы располагаем, воздействовать на ход экономической живни так, чтобы систематически ускорять процесс нашего хозяйственного роста.

Я вряд ли ошибусь, если скажу, что нашей центральной идеей, нашей центральной экономической директивой должна быть директива ускорения товарооборота
[Задача ускорения товарооборота в стране как одно из важнейших направлений экономической политики партии и государства вытекала из решений XIV партийной конференции (апрель 1925 г.) и XIV съезда ВКП(б) (декабрь 1925 г.) (КПСС в резолюциях… — М., 1984. — Т. 3. — С. 354, 429).]
. Ускорение товарооборота усилит взаимное оплодотворение различных частей нашего хозяйственного целого, форсирует процесс накопления материальных ценностей в нашей стране. Разумеется, ускорение товарооборота есть только общая экономическая директива, которой должна быть подчинена вся система наших хозяйственных задач.

Рабочий класс нашей страны, который стоит у руля власти, который является экономическим и политическим лидером страны, никоим образом не должен забывать своего господствующего положения.

При власти буржуазии в капиталистическом государстве перед рабочим классом, стоит одна основная забота в повседневной борьбе: получить в дележке национальных доходов в каждый данный момент возможно большую долю. Тогда это составляло правильную линию рабочего класса, тогда, при капиталистическом режиме, отступление от этой линии означало оппортунизм. Тогда только подпевалы капиталистической плутократии могли болтать о так называемых чрезмерных требованиях рабочего класса.

Другое совсем дело, когда рабочий класс является господствующим классом в огромной стране. Его забота — это не только забота о том, чтобы в данный момент возможно больше получить, но и в том, чтобы непрестанно смотреть за тем, что будет завтра. Он должен отвечать за все хозяйственное целое, за всю страну, за то, чтобы она не развалилась. Его революционный интерес заключается в том, чтобы укреплять пролетарскую гегемонию, систематически усиливать социалистические элементы нашего хозяйства.

Вот почему совершенно бессмысленно то, что сквозит у некоторых наиболее «радикальных» оппозиционеров: предложение рабочему классу «ловить момент», вырывать в дележке национального дохода максимум для себя в каждый данный момент. Мы могли бы, конечно, технически взять с льноводов, хлопководов, с крестьян, занимающихся животноводством, производящих кожи и т. п., гораздо больше, чем берем. Но этим мы подорвали бы в корне свою собственную сырьевую базу, что было бы едва поправимой глупостью
[О полемике с Б. А. Преображенским по данному вопросу см. с. 145 настоящего издания.]
.

Теперь все члены нашей партии должны видеть то, что будет и завтра, и послезавтра. Это есть Существенное отличие между нашей партией и рядовым или отсталым рабочим. Наша партия должна на данном отрезке времени сказать себе: «Мы — рабочая партия, стоящая у власти и строящая социализм, партия, несущая величайшую историческую ответственность. Мы переживаем такой-то момент в хозяйственном развитии с такими-то особыми штрихами. Мы должны со всей силой приняться за ускорение товарооборота, обратить внимание на интенсификацию сельского хозяйства, в особенности в отраслях, производящих сырье для индустрии. Мы должны реализовать, наконец, нашу политику цен: цены снизить. Мы должны все время думать о завтрашнем дне о возможных осложнениях и опасностях».

Мы тем более должны взяться за интенсификацию сельского хозяйства, что последняя связана теснейшим образом с безработицей. Огромнейшее количество наших безработных, как известно,— выходцы из деревни,— пролетаризующаяся и нищающая беднота. Передвижка людской массы из деревни в город происходит из-за различия жизненных уровней города и деревни, из-за невозможности при данных условиях хозяйственно и жизненно плодотворно работать в сельском хозяйстве.

Боже упаси думать, что проблема интенсификации сельского хозяйства, распространение различных трудоемких культур, соответствующее районирование сельского хозяйства, это — проблема, которую можно разрешить сегодня или завтра. Мы были бы не особенно умными парнями, если бы полагали, что здесь раз-два плюнуть, и все будет в порядке. Я говорил здесь о длительной установке нашей работы, ибо мы теперь должны думать не только о задачах, которые сигнализируются сегодняшним днем, но во все большей степени о тех, которые мы будем решать в течение многих и многих годов.

Неся заботы о подъеме и интенсификации сельского хозяйства, мы должны с еще большей энергией налегать на проблему рационализации всей нашей экономики в целом, особенно промышленности. Рационализация должна идти по трем главным линиям.

Она должна быть, во-первых, рационализацией производства (понижение себестоимости, уменьшение всевозможных накладных производственных расходов, сокращение непроизводительного потребления, увеличение продуктивности труда в т. д.).

Она должна быть, во-вторых, рационализацией обращения, т. е. рационализацией нашей товаропроводящей сети.

И, наконец, в-третьих, она должна быть рационализацией нашего управленческого аппарата (максимальное укрощение аппарата, уменьшение накладных расходов управления, ликвидация многозвенности и параллелизма, сверхцентрализма, сокращение числа инстанций и т. д.).

Проблема рационализации есть проблема огромной «сложности, требующая колоссального внимания рабочих, находящихся под непосредственным воздействием нашей партии. Если нам в области рационализации производства удастся произвести большую работу, то это поможет нам в огромной степени разрешить практически проблему ускорения оборота, небывало оживить циркуляцию «крови» между городом и деревней, а в целом дать мощный толчок нашему развитию.

Рационализация хозяйства поможет нам разрешить и проблему цен. О проблеме цен я не буду долго говорить потому, что говорил уже о ней подробно на московской конференции. Политика цен — сейчас решающий узел нашей экономической политики. Реальная заработная плата зависит от «ножниц». Но, кроме того, из-за высоких цен застопориваются возможности правильного движения вперед всего нашего хозяйства. У нас, товарищи, нет конкуренции, который заставлял бы наших хозяйственников силой слепого стихийного закона непрерывно улучшать, несмотря ни на что, систему нашего производства, обращения и управления. Именно поэтому нужен здесь организованный нажим рабочего класса и крестьянства. Давление самих трудящихся масс под руководством нашей партии на хозорганы только и будет изо дня в день подхлестывать наших хозяйственников и заставлять их все время заботиться о снижении себестоимости, об оздоровлении розницы, улучшении производства, всемерном сокращении непроизводительных расходов и т. д.

Рабочий класс нашей страны держит в своих руках рычаги огромнейшей и сложнейшей хозяйственной машины. У нас в одном кулаке централизованы, сосредоточены гигантские ресурсы. Такой централизации, такого сгущения хозяйственной мощи в нескольких центрах, которые имеются у нас, нет ни в какой другой стране. В таких условиях наши хозяйственники и все мы прямо обязаны создавать все необходимые гарантии против застоя. Мы обязаны улучшать наше производство. Мы обязаны снижать цены. Мы должны создать среди наших производственников, всех хозяйственников, кооператоров соответствующую психологию. Нельзя у нас, особенно теперь, смотреть на потребителя и покупателя, как на существо, которое поглотит любую дрянь. Надо приучать хозяйственников к величайшему уважению к покупателю-потребителю. Надо понять, что не потребитель у нас служит хозяйственному аппарату, а хозяйственный аппарат служит потребителю, ибо потребитель есть то, чему служит наша большевистская партия, потребитель — это трудящиеся массы нашей страны. Так, и только так, мы должны ставить вопрос. (Аплодисменты).

Товарищи, я знаю, что такая постановка вопроса может вызвать среди некоторых наших хозяйственников «естественное» чувство недовольства. Можно слышать такие речи: «Зачем нам понадобилось натравливать публику на хозяйственников?». Но, дорогие друзья, не надо нам забывать, что бич всей нашей советской жизни — бюрократизм, о котором тысячи раз говорил и писал Ленин, распространяется в сокровенной основе своей именно отсюда, из хозаппарата.

Бюрократизм есть определенное отношение к людям и к работе. Бюрократизм в наших хозяйственных организациях есть, в первую очередь, паршивое отношение к потребительской массе, манера плевать на потребителя с высокого дерева. Эту психологию мы должны смять, уничтожить до основании,— только тогда мы добьемся решающих успехов по всей линии борьбы с бюрократизмом.

Я должен здесь, между прочим, заметить следующее: величайшее — я сказал бы, парадоксальное — недомыслие оппозиционной платформы заключалось в том, что многие из виднейших оппозиционеров требовали политики повышения цен. Ведь именно политика высоких цен на основе монопольного овладения крупной индустрией была бы главнейшим и самым опасным фактором нашего бюрократического перерождения. Поэтому, ломая эту оппозиционную установку, ЦК партии считал, между прочим, что он проделывал и работу по борьбе с бюрократизмом.

Хозяйственники не должны обижаться, когда приходится обо всем этом говорить. Надо помнить, что и в политике, и в экономике решает не субъективная воля, не настроения хороших ребят, но решает объективная логика событий. Ведь речь идет о массах, о сотнях тысяч, о миллионах людей, о классах, движение и развитие которых подчинено определенным законам. У нас гигантский аппарат хозяйственного руководства. В этом аппарате сидит много тысяч превосходных хозяйственных работников - коммунистов, отдающихся целиком своему делу и имеющих несомненные заслуги в восстановлении вашего хозяйства. Они, однако, даже, несмотря на хорошие намерения, будут бессильны, если мы не поставим все хозяйствующие организации в такие объективные организационные рамки, которые позволят и заставят наших работников действовать с максимальным эффектом.

Тут мы упираемся в вопрос о приближении к решению этой задачи широких масс. Об этом я достаточно много говорил уже на московской конференции. Я должен повторить здесь еще раз, что проблема приближения масс, в особенности профсоюзных масс, к борьбе за цены, к борьбе с хозяйственным бюрократизмом есть одна из коренных проблем нашей политики. Иначе, если мы одни будем кричать все время о снижении цен, а массы будут в стороне,— рабочие скажут: «Вы болтаете, кричите о снижении цен, но это ничего не значит, все равно никакого снижения цен не происходит». Массы должны быть обязательно превращены из простых наблюдателей в активных участников нашей хозяйственной борьбы. Нашим хозяйственникам мы скажем: «Дорогие друзья, мы знаем, что сажаем вас на слишком теплую сковородку, но такова уж обязанность нашего брата - коммуниста потеть на самой трудной, порой чертовски, работой; как вы там ни разоряйтесь, а попотеть уж придется, а ваши внуки получат в будущем коммунистическом обществе добрую награду». (Смех, аплодисменты).

Товарищи, в связи с вопросом о рационализации нам придется, конечно, решать много очень сложных и трудных проблем. На одной из этих проблем я хотел бы остановиться. Иногда можно услышать такие речи: вот, мол, мы вводим рационализацию и проч., а ведь это, порой, означает — «получай расчет». Нам несомненно нужно продумать всю эту проблему. Не имея готового решения в кармане, я хотел бы указать, по какой линии, на мой взгляд, мы должны здесь идти.

Не стоит, конечно, распространяться о том, что у нас рационализация не та, какая имеется в капиталистическом обществе. Всякий понимает, что рационализацией мы укрепляем дело нашей социалистической индустрии, в то время как в буржуазном обществе рационализация помогает делу капиталистической эксплуатации, что мы действуем в интересах рабочего класса, а там действуют в интересах капиталистов. Есть еще одно различие. Всякая рационализация в Западной Европе связана с систематическим увеличением числа безработных, причем безработица там бьет в подавляющей массе коренных индустриальных рабочих. У нас, товарищи, перспективы совершенно другие по сравнению со странами капитализма. Речь идет в данном случае об индустриальных рабочих, а не о той основной массе безработных, которая приходит из деревни. (Эта последняя безработица должна быть устранена главным образом интенсификацией сельского хозяйства.)

Конечно, рационализация производственного процесса, введение новых машин в первую очередь, в известной мере связана с выталкиванием части квалифицированных рабочих из производственного процесса. Скрывать это от себя было бы глупо, нужно подумать о том, как этот вопрос разрешить.

В общем и основном этот минус будет покрываться, разумеется, развертыванием нашей индустрии. В этом отношении у нас перспективы лучшие, чем у западноевропейских капиталистов, которые прямо задыхаются от ие-, достатка рынка. У нас рынок более емкий, превышающий предложение. В перспективе, если мы будем вести правильную политику по отношению к деревне, емкость рынка станет еще большей, рынок раздвинется еще шире.

В связи с растущими перспективами промышленного строительства перед нами маячит одна, еще недостаточно осознанная проблема, которая, мне кажется, впоследствии может, стать чрезвычайно острой. Это — проблема перераспределения рабочих сил, вопрос о перераспределении рабочих рук в связи с ростом нашей индустрии, в связи с капитальным строительством. У нас нет еще соответствующей подготовки для решения этой проблемы. А готовиться надо, ибо в дальнейшем она все равно встанет перед нами, ибо неминуема перегруппировка сил между отдельными отраслями промышленности, между отдельными районами, фабриками и заводами. Рано или поздно нам придется решить вопрос о перераспределении рабочих сил и связанный с этим ряд вопросов: о жилищном строительстве, о школе, вопросы быта и семьи и т. д. И мне кажется, что нащупывать решение этой задачи мы должны уже сейчас. Биржи труда
[Биржи труда — государственные учреждения, осуществляющие посреднические операции на рынке труда. В СССР были созданы по декрету СНК от 31 января 1918 г. «О биржах труда». На них возлагались задачи трудоустройства безработных, выдачи им пособий, учета и распределения работников во всех отраслях народного хозяйства, упорядочения спроса и предложения труда и т. д. Биржи труда вплоть до ликвидации безработицы в СССР (конец 1930 г.) играли существенную роль в обеспечении всеобщей занятости населения.]
, Наркомтруд, профсоюзы и пр.— все они столкнутся с этой проблемой.

Готовиться, повторяю, нужно сейчас. Никогда не нужно упускать из вида, что живая рабочая сила есть решающий фактор производства и в то же самое время — главнейший политический фактор нашей страны. К проблеме предстоящего перераспределения рабочих сил нужно подойти со всей осторожностью, уменьем и трезвостью, со всеми гарантиями, что здесь будет только минимум промахов.

Товарищи, я остановлюсь теперь на некоторых наших внутрисоциальных проблемах. Я сейчас не буду вновь развивать перед вами известную вам точку зрения партии на вопрос о классах, о кулаке, о середняке, бедняке. Сейчас всякий видит, что никакой кулацкой политики мы не ведем, что курс мы взяли совершенно правильный, что наша твердая линия здесь целиком оправдана опытом истекшего периода. Если я не касаюсь этой проблемы, то не потому, что я считаю ее маловажной или что-нибудь в этом роде, а потому, что убеждать партийную конференцию в этом отношении вновь не представляется целесообразным.

Я хотел бы, товарищи, затронуть кое-какие новые проблемы другого порядка, которые встают сейчас перед вами.

Я прежде всего, товарищи, хочу сделать несколько замечаний относительно национального вопроса, потом, в связи с этим, насчет антисемитизма и, наконец, насчет интеллигенции.

Ленинградский пролетариат, который является одним из самых передовых отрядов рабочего класса, правящего колоссальной страной, не должен забывать ни на одну минуту, что на территории нашего Союза находится больше сотни различных национальностей. Сидя здесь, в Ленинграде или в Москве, мы не видим украинцев, белоруссов, бурятов, чеченцев и прочих. Но если они не маячат перед нашими глазами непосредственно, то думать о них каждый раз, когда мы ставим перед собой какую-нибудь общеполитическую проблему, мы обязаны.

Мы двадцать тысяч раз говорили, что хозяйственный рост страны, подъем индустрии и сельского хозяйства определил собою оживление всех классовых группировок.

Хозяйственный рост связан с частичным оживлением наших мелкобуржуазных и буржуазных противников. Далее. Если мы говорим вообще о том, что у нас активность этих слоев повысилась, то ясно, что она повысилась более или менее повсюду; она повысилась в РСФСР среди российской мелкой, средней и крупной буржуазии; она повысилась и среди украинской, и среди белорусской, и среди всякой иной буржуазии. Мы сейчас имеем оживление политической активности этих слоев по «национальной» линии, что принимает форму роста шовинизма во всех этих группировках. В составных частях нашего Союза, в отдельных независимых республиках, входящих в состав нашего Союза, мы имеем иногда очень оригинальное положение. Возьмем, например, Украину. Там рабочие в большинстве — великоруссы; городское мещанство — русские и евреи, крестьянство — сплошь украинское. Руководить украинским крестьянством в таких условиях, когда мы не имеем достаточных кадров украинского индустриального пролетариата, нам приходится в значительной мере через определенные прослойки мелкобуржуазной украинской интеллигенции. Это неизбежное последствие оригинальной структуры Украины.

В некоторых других областях Союза мы имеем довольно похожую картину. Поскольку мелкобуржуазная и среднебуржуазная стихия поднимается на основе хозяйственного роста, поскольку она политически формируется, это находит свое выражение и в росте шовинизма. То же про-исходит и в РСФСР.

Я больше всего должен сказать о великорусском шовинизме. Недавно мне случилось в «Правде», центральном органе нашей партии, выступить с резким фельетоном против Есенина
[Речь идет о статье Н. И. Бухарина «Злые заметки», напечатанной в «Правде» 12 января 1927 г. В ней автор, допуская порой неоправданную резкость в оценках творчества С. Есенина как поэта, в основном говорил об истоках и формах проявления так называемой ёсенинщины, под которой подразумевал разновидность мещанской псевдокультуры с сильным националистическим содержанием.]
. Я считаю, что это нужно сделать не столько, так сказать, «упокойницким» мотивом по линии развенчания Есенина, сколько по другим мотивам.

Нужно признать, что сменовеховский
[Сменовеховство — идейно-политическое течение, возникшее в 1921 г. в среде российской интеллигенции внутри страны и за рубежом в связи с переходом к нэпу, имеющее разнородные ориентации (от реставраторских надежд до признания и сотрудничества с Советской властью). Учитывая это, партия проводила дифференцированную политику в отношении различных групп.]
, «национально-российской» момент в свое время в определенную стадию нашего развития служил мостиком для «примирения» с Советской властью части саботировавшей прежде буржуазной интеллигенции. Сменовеховцы считали положительным фактором то, что большевики «собрали Россию» на манер Ивана Калиты. Мы старались сменовеховцев использовать, ими руководить, их вести за собой. Иногда, однако, бывает так, что, по выражению Ленина, руль вырывается из наших рук. Это ясно сказалось на нашей литературе. Очень значительная часть ее в настоящее время прямо вопят на «истинно русский» лад. Правда, для прилику обычно надевается советский колпак, навешиваются советские побрякушки, маскируется под «коммунизм». Все это в известной незначительной пропорции не так вредно и страшно, ибо, если рядом с этой малявкой — сменовеховской-российской идеологией — находится огромный кулачище нашего пролетариата, то как бы ни пищали сменовеховцы, они не могут разрушить наш пролетарский интернационалистский хор. Но когда наша активность на этом фронте недостаточна, когда маленькая сменовеховско-российская фигурка начинает кричать слишком громким голосом, тогда, извините, не обратить на это внимания мы не можем. Тут нам надо подтянуться. Я, может быть, взял это в слишком резких чертах, но перехлестывание таких националистических мотивов в литературе, несомненно, налицо. С другой стороны, обостряются национально-шовинистические тенденции среди национальных меньшинств. Обострение шовинистической идеологии, например, на Украине, выражено довольно явственно. То же самое и в Белоруссии. То же в ряде некоторых других республик Союза.

Мы, товарищи, должны теперь вновь обратить внимание на национальный вопрос. Ответ наш должен быть таким, который подобает интернационалистической и ленинской партии. Мы наталкиваемся на ряд крупнейших трудностей. Возьмем пример Украины. Коммунистам нужно парализовать растущий украинский шовинизм. Линия сопротивления у некоторых «русопятов» очень примитивна и проста. Ведь на Украине рабочие, главным образом, русские. Рабочие суть гегемоны революции. Они суть соль земли, а раз они русские, к чему увлечение украинизацией и т. д. Такие «русопятские» настроения имеются налицо. Представьте себе нашего великорусского работника, который приехал на Украину. Ему партийную литературу преподносят на украинском языке, доклад предлагают делать на украинском языке, выступать среди крестьянства заставляют по-украински. Он, разумеется, кричит, воет. Меня, мол, замордовали, я лучше убегу; ну их к черту с украинизацией и проч. Я уеду в Питер, в Москву, туда, где не будет у меня этой непосильной добавочной работы.

Такова первая реакция со стороны некоторых не особенно далеких русских товарищей.

Но правильна ли такая реакция, правильно ли идти по этой линии? Мы должны сказать самым решительным образом, что не правильно. Такое отношение к делу само есть выражение известной националистической, великорусской идеологии. Возьмите положение, которое имеется сейчас. Часть украинской интеллигенции, сельская, в первую очередь, раздувает ненависть против «москалей», опираясь на воспоминания о проклятом старом режиме, когда царизм угнетал все национальные меньшинства. А рядом стоит Польша, которая, с одной стороны, готовит войну против нас, с другой стороны, пытается заигрывать с национальными меньшинствами. Пилсудский
[Пилсудский (Pilsudski) Юзеф (1867—1935) — польский политический деятель. Участвовал в революционном движении, в 1887 г. был арестован по обвинению в подготовке покушения на Александра III, сослан. В 1890-е гг. примкнул к Польской социалистической партии (ППС), в 1906 г. возглавил ППС — революционную фракцию, провозгласившую борьбу за восстановление независимости Польши. В годы первой мировой войны командовал польским легионом, сражавшимся на стороне Австро - Венгрии и Германии. В 1918 — 1922 г. являлся «начальником» (диктатором) польского государства, сыграл значительную роль в организации военных действий против Советской России в 1920 г. В мае 1926 г. руководил установлением в стране «санационного» режима. В 1926—1928, 1930 гг. — премьер-министр Польши.]
вовсе не такой дурак, которым его изображают иногда.

Одна из главных слабостей Польши заключается в том, что Польша есть пестронациональное государство, с резко выраженным польским шовинизмом, государство, в котором национальный гнет обострен настолько, что создает взрывчатые материалы, угрожающие фашистскому режиму в «Жечи Посполитой».

А посмотрите вместе с тем, как ловко Пилсудский действует. Он разгромил белорусскую громаду
[Белорусская крестьянско-рабочая громада (БКРГ) — массовая революционно-демократическая, национально-освободительная легальная организация трудящихся в Западной Белоруссии в 1925—1927 гг. В январе 1927 г. насчитывала более 2 тыс. первичных организаций, объединявших около 120 тыс. крестьян, рабочих и представителей прогрессивной части интеллигенции. Компартии Западной Белоруссии использовала легальное положение БКРГ для развития массового революционного движения. В начале 1927 г. громада была разгромлена правительством Ю. Пилсудского, сотни ее активистов арестованы.]
, но в то же время свою кулацко-буржуазную белорусскую национальную организацию усиленно прикармливает. Крайне левых, национально-революционное движение, сочувствующих коммунистам он разгромил, а в то же время сам идет на некоторые уступки белорусским буржуазным националистам. С другой стороны, он заигрывает с украинской белоэмиграцией, тайно работает даже на нашей Украине. Вот почему между прочим крайне опасно брать фальшивый тон, заявлять, что вы «не согласны», не «хотите украинизации», «протестовать» против украинского языка и т. д. Поступать так значит сослужить кой-какую службишку Пилсудскому и всем противникам коммунизма. Великорусской части наших работников на Украине, разумеется, трудно обучиться языку и т. д. Но они обязаны это сделать, если хотят проводить нашу общую партийную линию. Если мы в теперешний исторический момент не преодолеем внутренней косности, если русские товарищи на Украине не поймут, что нельзя руководствоваться полуобывательскими разговорами в роде: «ах, мне трудно, украинизация — чепуха, не важна, на Украине нет украинских рабочих» и т. п., то мы можем погубить очень многое. Это будет близорукая, глупая политика. Она только наряжается в одежды пролетарские, это, мол, голос русского пролетариата против украинского мужика, подобно тому, как оппозиция тоже старалась наряжаться в пролетарские одежды. Существо политики и там и здесь на самом деле антипролетарское. Вести противоукраинизаторскую политику значит разжигать и взращивать национальный шовинизм, значит косвенно лить воду на мельницу такой опытной фашистской лисы, какой является Пилсудский. Малейшая ошибка в нашей национальной политике чревата вредными последствиями для всей страны. Надо считаться с общим положением страны, надо считаться с положением наших отдельных республик, надо прежде всего великорусский шовинизм держать за ухо.

Теперь несколько замечаний об антисемитизме. У нас антисемитизм имеет под собой определенную базу. Главная основа здесь, как то нетрудно понять, заключается в следующих моментах. Во время «военного коммунизма» мы русскую среднюю и мелкую буржуазию наряду с крупной обчистили. Российский интеллигент, который одно время фордыбачил, саботажничал и т. п., был тоже выбит из позиций. Затем была допущена свободная торговля. Еврейская мелкая и средняя буржуазия заняла позиции мелкой и средней российской буржуазии, вышибленной из седла в период военного коммунизма. Если были маленькие лавчонки, на которых было написано «Иванов», то потом появились в большей пропорции и лавчонки, на которых написано «Розенблюм». Приблизительно то же произошло с нашей российской интеллигенцией, которая фордыбачила и саботажничала: ее места заняла кое-где еврейская интеллигенция, более подвижная, менее консервативная и черносотенная. Таким образом частичное восстановление и новое равновесие произошло на несколько иной основе. При таких условиях понятно, лавочник Иванов склонен к разговорчикам в стиле: «всюду Розенблюмы. Россию жидам продали» и т. п. Российский интеллигент тоже склонен к разговорчикам в роде: «всюду Розенбляты, смотрите, Россию жидам продали» и т. п. Своеобразное положение, способствующее росту антисемитизма, заключается в том-, что у нас в центральных районах, в центральных городах сосредоточены еврейская буржуазия и еврейская интеллигенция, переселившиеся на западных губерний и на южных городов. Благодаря этому наш безработный и мелкая буржуазия не видят еврейской нищеты, еврейской бедноты, которые ютятся не здесь, а в бывшей черте оседлости, там, где еврей — мелкий ремесленник — живет впроголодь, где еврей — полурабочий, мелкий торговец — прозябает в нищете. Вот почему у отсталых, мелкобуржуазных элементов классовая вражда и, так сказать, социальная зависть к зажиточным и «благоустроенным» еврейским слоям добавляется национальной антисемитской ненавистью в лошадиной порции. Такова база для роста антисемитизма у нас.

Мы должны, товарищи, с антисемитизмом повести яростную борьбу.

У нас даже в кругах нашей партии нередко проявляется антисемитская тенденция, уклончик, который есть оборотная сторона растущего, великороссийского шовинизма. Это сказывается в «шутливых» анекдотиках, разговорах о «жидах», «жидочках» и т. д. Это есть, с позволения сказать, «идеология», с которой мы должны бороться. По этой националистической, антикоммунистической, совершенно непривычной «идеологии» мы обязаны бить и бить.

Есть и другой уклон в вопросе об антисемитизме. Некоторые вообще, боятся заглянуть в корень вещей, и, считая себя, по-видимому, «интернационалистами», боятся сказать хоть одно слово против еврейского нэпмана. Это, конечно, глупо. Наша позиция должна быть совершенно ясной. Надо с антисемитизмом бороться между прочим, как и с «социализмом дураков», по выражению Августа Бебеля
[Бебель (Bebel) Август (1840—1913) — один из основателей (1869) и руководитель германской социал-демократии и II Интернационала. Мужественный интернационалист, отказавшийся голосовать в рейхстаге за военные кредиты после начала франко-прусской войны, выступил в защиту Парижской коммуны, подвергался многочисленным преследованиям. Последовательно боролся против неравенства женщин в обществе, против национализма. Одна из наиболее известных работ Бебеля по этим вопросам «Антисемитизм и пролетариат» (в русском переводе — Одесса, 1905).]
. Надо говорить правду, как она есть, а эта правда заключает в себе, как удар против еврейского нэпмана, так и удар против российского шовинизма; против «бытовых» разговорчиков, которые входят теперь в моду и которые суть проявления великороссийского шовинизма, ударить не мешает и ударить в первую очередь, ибо великоросс должен говорить первым делом о грехах великороссов.

Если в нашей среде сомнительное «право гражданства» получает то, что в начале революции мы называли бы черносотенством, то по этому надо ударить покрепче. А, с другой стороны, нельзя вести борьбу с антисемитизмом по-глупому. Тот, кто боится сказать, что бывают евреи бедные и богатые, и что богатые евреи суть наши классовые враги, тот, кто это прячет в карман, тот только способствует росту антисемитизма. Мы должны проводить нашу линию совершенно открыто, совершенно отчетливо.

Мы должны видеть, как оформляются и как растут у нас различные буржуазные веяния. Мы знаем, что никогда никакая идеология не рождается готовой сверху донизу. «Идеологии» нарастают постепенно: кусочек тут подвернется, кусочек — там. Первый маленький кусочек — антисемитизм. Другой кусочек — великороссийский национализм. Третий кусочек — «почему не помочь крепкому хозяину», даже если он выступает против бедноты. «Зачем говорить о международных революциях, когда у нас самих дел полон рот»,— вот вам четвертый кусочек. Еще несколько кусочков — и стопроцентная буржуазная идеология готова. В сложной механике борьбы постепенно, не сразу, а по кусочкам, все набираются, постепенно формулируются, складываются и получают закругленпую формулировку враждебные нам идеологии. Тут нужно чуткое партийное ухо, которое бы все составные части этого процесса своевременно улавливало.

Товарищи, несколько слов я хотел бы сказать относительно тех процессов, которые происходят в среде нашей интеллигенции. Прежде всего я скажу относительно технической интеллигенции и наших ученых. Теперь, когда мы вступаем в процесс большого планового строительства (Днепрострой, Вол го-Дон и т. д.), мы должны всячески заботиться о том, чтобы привлечь первоклассных инженеров, ученых и проч. в большей степени, чем до сих пор привлекали. Привлечение ученых и технической интеллигенции в большей мере, чем прежде, должно стать одной из наших самых насущных забот. Мы будем по-прежнему бороться против таких нездоровых явлений, как «спецеедство»
[«Спецеедство»— разновидность антиинтеллигентских настроений и действий, получившая распространение в среде рабочего класса в послереволюционный период. «Спецеедство» в 1920-е гг. развилось под влиянием объективных и субъективных факторов (наличие противоположности между умственным и физическим трудом, невысокий уровень общей, профессиональной и политической культуры нового массового пополнения рабочего класса и т. д.).]
, хотя новый рабочий полудеревенского типа и будет кричать против спецов к месту и не к месту. Сущим вздором являются всякие разговоры, которые в частности ходят в Ленинграде, о том, что наша партия хочет изменить свой курс по отношению к интеллигенции и перейти к «нормам», которые существовали в 1918 году, о том, что мы хотим интеллигентов посадить на селедку и рассматривать, как саботажников
[Н. И. Бухарин имеет в виду, вероятно, жесткие санкции (увольнение с работы, аресты и т. д.) но отношению к той части интеллигенции, которая саботировала мероприятия народной власти либо поддерживала контрреволюционные мятежи и заговоры времен гражданской войны. Однако репрессивные действия порой затрагивали в Петрограде более широкие круги специалистов, непричастных к антисоветской борьбе. Известны протесты по этому поводу М. Горького, которые он выразил В. И. Ленину в 1919 г. В целом же особенно после VIII съезда партии политика в отношении специалистов заключалась в создании им благоприятных условий для профессиональной деятельности.]
. Эти разговоры являются, разумеется, зеленой чепухой. Но это вовсе не означает, что мы не должны в той или иной степени бороться против различных процессов в интеллигентской среде, процессов, которые мы считаем отрицательными. Если мы видим, что в интеллигентской среде, в литературе и проч. расцветает шовинизм, то мы должны и будем с этим бороться.

Конечно, мы будем и наших дураков уму-разуму учить, тех, которые воображают себя слишком чуткими умами, которые придираются к мелочам, усердствуют по части самых нелепых «оргвыводов». Мы постараемся искоренить остатки такого положения, когда всякий, против которого что-нибудь в порядке идейной борьбы напишут, боится, как бы на него не «воздействовали» в административном порядке. Мы будем наших дурашливых ребят учить уму-разуму. Но мы будем вести борьбу против всяких вредных идеологических тенденций. И если такие тендеции в глухих формах имеются среди нашей интеллигенции либо в форме более активных выступлений с шовинистическими нотками в нашей литературе, либо в форме соскальзывания на рельсы борьбы против нашей диктатуры, за «демократию» и т. д. и т. д., то требовать от нас, чтобы мы на это не реагировали, разумеется, наивно. От нашей пролетарской линии мы отступить не собираемся. Мы взяли на себя претензию быть руководителями всей хозяйственной машины, всей страны и мы не собираемся уходить. И едва ли кто решится попробовать нас «уйти». У нас рабочий класс у власти, пролетарская диктатура,— эту аксиому должен запомнить каждый, как дважды два — четыре.

Я, товарищи, хотел бы еще обратить ваше внимание на следующее. Проблемы, стоящие перед нами, так сложны, так огромны, что циркулярами, параграфами, нажимами, штампами идти никак нельзя. Это касается таких больших вопросов, как, например, вопрос о крестьянстве, о пролетариате и т. п., о чем мы очень много говорили. Но возьмем ряд других вопросов — о той же самой интеллигенции, о воспитании комсомола, о нашем литературном фронте, вопрос об идеологической борьбе и т. п.— здесь нельзя, товарищи, взять одним нажимом. Ежели ты на таких идеологических высотах руководить хочешь, то ты обязан иметь крепкий внутренний авторитет, чтобы руководимый тобой имел к тебе внутреннее уважение. Если я знаю, что мной хочет руководить тот или иной человек, который в три раза меньше меня понимает, то я, конечно, могу его слушаться в порядке дисциплины, боязни кары, но я не могу признавать его настоящим авторитетом. Когда у нас настолько осложнилась борьба, настолько осложнились задачи руководства, требуется, чтобы мы разбирались во многом, чтобы следили и за литературой, и за философией, и за наукой, и за политикой, за всем.

Нам во что бы то ни стало необходимо создание своих авторитетов в разных областях, необходима квалифицированная учеба нас самих. Эта проблема утверждения и завоевания внутреннего авторитета стоит в качестве одной из крайне важных проблем, которые мы должны настойчиво разрешить.

В заключение несколько слов по поводу текущей партийной конференции. Мне приходилось выступать на прошлой партийной конференции в Ленинграде
[После XIV съезда Центральным Комитетом партии Н. И. Бухарин был направлен на XXIII чрезвычайную Ленинградскую губернскую конференцию ВКП(б) (10—11 февраля 1926 г.) и выступил там с докладом «К итогам дискуссии».]
. С тех пор ленинградская организация проделала огромный круг развития. ЦК нашей партий всегда имел ленинградскую организацию в качестве своей главной опоры, в качестве передового пролетарского отряда нашей партии. И великая историческая инициатива крупнейших революционных актов, которые делывала ваша партия, начиная с Октябрьского восстания, сплошь и рядом принадлежала именно ленинградской организации. Потом ленинградская организация пережила внутреннюю лихорадку, пережила огромный внутренний кризис
[Н. И. Бухарин имел в виду поддержку в ходе внутрипартийной борьбы в 1925—1926 гг. значительной частью руководящего звена ленинградской партийной организации позиции Г. Б. Зиновьева и Л. Б. Каменева по вопросам социалистического строительства.]
. На прошло конференции она уже стала подытоживать итоги своей прошлой болезни. На XXIV конференции мы имеем за собой годовой проверенный итог работы. Этот год работы показал, что ленинградская организация не только окрепла, не только преодолела до конца болезнь, но и встала снова на то место, которое занимала в нашей партии до последнего партийного кризиса.

Мы, товарищи, отлично все знаем, что единство нашей партии восстановлено полностью: мы оппозицию разбили в пух и прах. Но мы не можем и не будем успокаиваться на лаврах. Мы не можем, к сожалению, сказать: «Поставлена заветная точка — теперь только деловая работа». Трудности у нас большие, новые трудности еще впереди, предпосылок для мелкобуржуазного брожения в нашей стране еще много: возможность новых и новых вылазок со стороны оппозиции не исключена. Если бы все шло на 100 проц. гладко, то, разумеется, у нас не было бы почвы для какой бы то ни было оппозиции. Гладко на все 100 проц. у нас дело идти не может, и мы выросли настолько, что это понимаем.

Наша задача заключается в том, чтобы делать поменьше ошибок, чтобы трудности преодолевать возможно быстрее.

Мы оппозицию разбили. Мы доказали широким партийным массам неправильность оппозиционной точки зрения: мы убедили, что права партия. Но мы не имеем гарантий от рецидивов оппозиционной фракционности. Тем более мы должны разъяснить массам нашу линию и основы ленинизма. В этой разъяснительной работе мы должны остерегаться механической зубрежки. Если люди повторяют одни и те же слова: «смычка, смычка; ленинизм, ленинизм», а когда спросишь их, что такое смычка, они вразумительно ответить не могут, то против этого нужно решительно бороться, нужно по-серьезному Приняться за углубленную работу.

Наряду с этим все более твердыми шагами пойдем мы по линии деловой работы. Размах этой работы громаден. Открывающиеся перспективы — и внутренние, и мировые— необъятны. Международная революционная борьба против империализма перешла в новую, высшую стадию развития. В двух огромных странах революция проходит в ее максимально-организованной государственной форме. Дуют буйные ветры мировой революции, дуют все сильнее, несмотря на то, что на ряде еще участков процесс капиталистической стабилизации. Все ярче и все внушительнее осуществляются предсказания Владимира Ильича. Во всю ширь развертывается исторический процесс. Открывающиеся огромные перспективы возлагают на нашу партию и на рабочий класс величайшие обязательства. Наша страна образует всеобщее начало мировой истории; она не есть потухающий факел, зовущий на помощь, от нее не идет чад термидора. Наша страна есть головной отряд всемирной революции, а наша партия есть величайший организатор всемирно-исторической борьбы. (Бурные аплодисменты).